Сны

Анюта потащила его через весь город, сказала, что на Старый проспект. По дороге объяснила молодому неучу, что сегодня большой Праздник. Во всех храмах проходят праздничные литургии. И на подворье ....ского монастыря, куда они и едут, тоже. Правда, на службу они уже опоздали и она скоро закончится. Почему же тогда так далеко едем? Потому, что надо. И Анюте, кроме того, необходимо переговорить срочно с батюшкой. Добрались. Бегом бежали от метро до этого подворья. Зимой было дело. На улице холод собачий. Внутри, резко по сравнению с улицей, жарко и душно. Полутьма. Сотни, а может и тысячи, свечей. Но всё равно темно. Сладкий запах благовоний. Толпа народа – просто не протолкнуться. Шум, гомон стоит. Не понятно, чего все так галдят. И что здесь, в храме, делают? Почему не уходят, раз служба закончилась? Ничего не происходит, стоят, ждут чего-то. Болтают друг с другом. Улыбаются. Но не все. Кто-то стоит серьёзен, думает. Вообще больше похоже на сумасшедший дом. И если бы не Анюта – солнечный человек, – ему бы опять стало плохо. Но он с удивлением отмечает, что дурнота всё не настаёт. Это было отчасти чудом. Он тогда позволил себе смелую мысль, что может быть так же, как и Анюта, подойти к священнику. Зачем – не подумал. Сознаться в чём-нибудь, а он что-то такое скажет…тайное, неземное… Но, быстро переговорив в сторонке, Анюта подхватила Андрея под руку и потащила к своим родителям – они жили где-то рядом – знакомиться и обедать. Почему-то она так и сказала – обедать. Странно. Ведь была глубокая ночь. Он успел на ходу всё же спросить Анюту, о чём она шепталась со священником, но та загадочно – по своему обыкновению – улыбнулась и сказала, что это тайна и никому об этом нельзя говорить. «И мне?» – спросил Андрей удивлённо. «И тебе», – ответила она и почти побежала, так что он едва поспевал за нею. Анюта говорила, что ездит на Старый проспект в каждый большой праздник. Но вместе они там были лишь тогда, единственный раз. Потом что-то всё время их разводило в дни этих больших праздников, а потом Анюта вообще вдруг, совершенно неожиданно для всех, собралась и уехала в Штаты… И не вернулась. Сначала писала Андрею. Чуть ли не каждый день. Плакала в письмах, говорила, что ей плохо, что Америка ужасная страна, что она там долго не выдержит. Андрей звал её назад. Рискнул пообещать однажды, что сделает её жизнь счастливой. Потом Анюта как-то совсем пропала и появилась года через три с известием о своей свадьбе с богатым американским джентльменом, владевшим ветеринарной клиникой под Бостоном. После этого Андрей потерял её из виду окончательно…

«Почему я о ней вспомнил? – подумал Андрей. – А, ну да…про подворье… Надо всё-таки завтра, что бы там ни было, просто зайти и всё. Что такого? Проходил мимо и зашёл на секундочку. Подумаешь! Чего бояться-то? Чего вообще в подобной ситуации можно бояться? Конечно, всё это глупости – все эти разговоры про сектантов. Кто такие сектанты? Я не видел их, не знаю что это такое. Может это вымысел. Газетно-телевизионный… Вот в «Антаресе», там были настоящие сектанты. Хоть и не религиозные, а долларовые. Вот где было плохо. И не просто плохо, а думал концы отдам. Настолько. И ведь гады, даже видя как человеку фигово – может сейчас при них же откинется, – нет, всё равно умудрялись пропаривать мозги умирающему. Можно подумать, что им какая-то выгода от того, что перед смертью я бы им сказал – да, я согласен быть с вами, зарабатывать, обирая других людей, ага… и подох бы у них на руках. И что им с того? Как бы мёртвый с ними вместе зарабатывал? Вот где настоящий бред. И, главное, все такие счастливые, у всех глаза навыкат от радужных перспектив. От неминуемо надвигающегося богатства. Вот это, я понимаю, сектанты. Ещё повезло, что живым выбрался. Очень повезло. Ну, конечно, пришлось чуток сгустить краски – чтобы поверили, что и вправду прямо сейчас, на их роскошном ковре, могу концы отдать. Поверили. Отпустили с миром. Напоследок наговорили кучу гадостей, но отпустили. А здесь-то чего бояться? Все спокойные. Даже когда бегают и суетятся. Глаз не видно с такого расстояния, но впечатление совсем другое – не затащат, не будут удерживать силком. Почему же я так боюсь? И главное чего? Того, что меня там к чему-то обяжут? А я не найду в себе сил отказаться? Или, что хуже, сам решу, что это для меня нужно и полезно. Но ведь, если я сам так решу, то это уже не может пугать. Или я буду бояться какого-то высшего осуждения? Или не высшего, а того, кто руководит там, конкретного человека. Он будет смотреть мне в глаза, а я подчинюсь и мне будет стыдно. Я стану покорным, слабым, сделаю всё, что велят…»

Андрей отошёл от окна и лёг на кровать.