Сны

По этому случаю на поседках стали вспоминать и рассказывать старые предания о гуменных бесах, вроде того как одна женщина, поссорившись раз с мужем, сказала ему: «Лучше бы я с „тем-то“ жила, чем с тобою». И вот однажды, когда эта женщина пошла за чем-то на гумно, она увидела там неожиданно беса в виде незнакомого мужчины. Последний подошел к трясшейся от страха бабе и сказал ей: «Ты хотела со мной жить, так вот я…» И, растопырив руки, нечистый загородил своей жертве выход из клуни. Захваченная врасплох женщина так была испугана, что не в состоянии была сопротивляться. Домой она пришла явно повредившейся в рассудке и вполне подчиненной насильнику-бесу. Тот до такой степени овладел ее волей, что требовал к себе несчастную во всякое время дня и ночи. Сначала она выбегала для этого как бы за нуждою за сарай или незаметно ускользала в клуню, но затем Гуменник настолько осмелел, что стал невидимо к ней являться даже в избу.

Лежа за перегородкою на своей кровати, одержимая разговаривала со своим повелителем, отвечая на его неслышные для других вопросы, смеялась его шуткам, а порой просила, со слезами на глазах, оставить ее.

Не желавший быть в доле с таким товарищем муж отступился от своей жены, особенно после того как все обычные в таких случаях средства вроде окуриванья, опрыскиванья с уголька и даже отчитыванья деревенским попом оказались несостоятельными. Женщину пробовали возить по монастырям и к знаменитым своею богоугодною жизнью отшельникам, но это также плохо помогало. Бес обычно даже сопутствовал, по словам порченой бабы, ей в этих путешествиях, то стараясь оборвать завертку у саней, то качаясь на ветке перед остановившимися от испуга во время пути лошадьми. Лишь предсказанная ей одним святым старцем скорая смерть освободила несчастную от власти привязавшегося к ней демона.

Этот рассказ особенно сильно подействовал на девушек, бывших на поседках. И каждая из них долго потом не решалась ходить одна в сумерках на гумно.

Дубовый идол Перуна и толстый Водяник лежали рядом, полузарывшись в иле, на дне покрытой ледяного корою Ярыни, и оба погружены были не то в сон, не то в воспоминания о давно прошедших веках.

Водяному грезилось исполнение его заветной мечты. Узнав о мудрости и искусстве править властелина Ярыни, издалека приплыло к нему посольство из таких же, как он, водяных, лишь не столь сильных и умных, обвешанных красивыми цепями из серебра, золота и янтаря. Посольство это звало его на освободившийся престол Морского Царя.

Сперва Водяник не соглашался во сне, уверяя, что слишком любит свою Ярынь, а равно живущих в ней утопленников и русалок, которые лишатся в нем не только мудрого правителя, но благодетеля, супруга и как бы второго отца… Но затем слезные мольбы посольства и клятвы, что без него, Водяного с Ярыни, пропадет все царство морское, сделали свое дело, и тщеславный старик согласился. Он допустил надеть на себя драгоценную из крупных жемчужин с алмазами цепь и принял старинную серебряную, с изумрудами и сапфирами, корону придворных царей Варяжского моря. Приплывшие с водяными послами хвостатые полузвери-полурыбы повезли его в большой перламутровой раковине к сказочному по пышности дворцу, построенному из хрусталя среди холмов и равнин донного царства.

Там ожидал его янтарный, несколько протертый предшественником, освободившийся трон. В хрустальные окна видно было, как тычутся в них мордами морские острорылые осетры и моргающие глазами белуги, проплывают мимо могучие большеголовые киты и всякая мелкая рыба, мелькая разноцветными пятнами и блистающими золотом плавательными перьями…

К новому властелину привели толпу царевен, дочерей бывшего, низложенного царя, и предложили выбрать из них супругу. Все они были замечательно хороши и похожи друг на друга. Тогда новый Морской Царь, чтобы не обидеть ни одной, объявил под рукоплесканье придворных, что ему одинаково нравится каждая из сестер и он берет себе всех. «Чем они хуже русалок», — пронеслось в голове Водяного. Эта мысль так понравилась бывшему повелителю Ярыни, что он решил ознаменовать ее пиром…

Отдан приказ, и принесенные во мгновение ока столы уже ломятся от обильно на них расставленных яств. Большие серебряные блюда вмещают в себе все, что рождает море, и все, что опускают на дно в виде дани проезжающие мимо мореходы. Нет недостатка ни в блинах, ни в пирогах с вязигой и осетриной, ни в розлитых в золотые сулеи и хрустальные кувшины заморских благоухающих винах. Морской зверь, стоящий на задних ластах, передними перебирает проворно, как искусный гусляр, блестящие струны подвешенных ему на грудь из черного дерева сделанных гусель. Морские царевны-невесты, по приказу своего повелителя, пляшут пред ним веселые танцы, а затем и он сам, выпив, сколько можно было вместить, заморских, горячащих сердце напитков, пускается в пляс.