Сны

— Плохо твое дело, паря, — встретила Максима его подруга, когда в тот же вечер он вернулся к ней.

— А что?

— Да то, что след твой Степка вырезала, и теперь тебе недолго на этом свете водочку пить, калачами да колбасой закусывать да по молодым бабам ходить, — продолжала Аниска, ставя на стол угощение.

— Что ж она со мной через мой след сделает? — недоверчиво, но уже полуиспуганным голосом спросил Максам.

— А то, что она его, вырезавши, в тряпку завязала и теперь в печи сушить будет как следует, с приговором… След сохнуть будет, и ты сохнуть станешь, и от сухотки помрешь… Только ты не печалься, паря, — неожиданно закончила Аниска, хлопнув по плечу изменившегося в лице от страха Максима. — Сама она от злости не разбирает, что делает. Среди бела дня вздумала, дура, след вынимать, да по такой жидкой грязи, где так натоптано, что и не разберешь, один тут след или четыре… Я и то уже соседке сказала: чем это ты не уважила Степаниду, что она после того, как муж твой прошел мимо, след его вынула?.. Та аж побледнела, меня слушая… Ну, да это к делу не относится. Ты ведь, когда утром по грязи шеи, тропкой идти старался?

— Тропкой, где и до меня натоптано было.

— Ну, так ничего из ейного колдовства не выйдет. Какой бы сильный заговор у нее ни был, а если след нечистый, ни черта не будет толку… Ты вот, как в лес пойдешь, берегись, чтобы там она тебя не выследила. Там если след вынет, дело совсем иное будет… Всего лучше — ты бери задаток от подрядчика, дрова сплавлять. (Он вчера добавочных искал.) И на эту весну подальше отсюда убирайся, пока цел. А дальше — увидим.

Говоря эти слова, Аниска лишь отчасти имела в виду спасение Максима от Степки. Парень несколько стеснял ведьму при посещениях зачастившего к ней в последнее время Огненного Змея. Предотвращаемая ею до сих пор встреча была бы неприятна прежде всего для самой ведьмы.

Максим послушался своей подруги, взял задаток и дня через два ушел с артелью парней в соседний уезд на лесные работы.

В сущности, он мог бы и не беспокоиться и не покидать родного села, так как предупрежденная Аниской соседка в отсутствие Степки забралась через плохо прикрытое окно в избу старой ведьмы и выкрала из печи сушившийся там в тряпочке вынутый след.

Но Максим этого не знал.

Заслышав шум и шуршанье в трубе, Аниска вскочила с постели и притаила дыхание. Сомнений быть не могло: кто-то явственно царапал ногтями заслонку. Аниска вздула на загнетке огонь, зажгла пучком соломы свечу и, приблизив лицо к трубе, спросила негромко: — Кто там?

— Принимай гостя с высоты поднебесной, — послышался в ответ хриповатый, несколько свистящий мужской голос.

Аниска отодвинула заслонку, и в тот же миг что-то дунуло на нее из трубы. Свечка погасла. Нечто тяжелое, похожее по звуку на кучу мокрого белья, шлепнулось на пол и задвигалось по темной горнице.

Ведьма тотчас же вновь вздула огонь и опять зажгла погасшую свечу. При свете последней Аниска увидела, что перед нею стоит плотный мужчина цыганского типа, лет тридцати пяти — сорока, одетый в красный кафтан, бархатные черные шаровары и странной формы, с загнутыми кверху раздвоенными острыми носками, сапоги.

— Узнала? — спросил он, улыбаясь, вглядывавшуюся в него с деланным смущением полуодетую женщину.

— Затем и огонь зажгла, чтобы узнать: ты али кто другой под тебя прилетел, — отвечала ведьма. — Я хотя твой голос и признала, да все думаю, вернее и глазом посмотреть.

— Хоть зубами пробуй или иначе как, у меня без обману. А разве и другой кто прилетает?

— Да мало ли вашего брата около моей трубы таскается, греться просится. Их впусти только — назад и уходить не захотят.

— А у тебя, може, кто и остался? Как будто мужским духом да табаком попахивает.

— Оно точно, попахивает. Всякого ведь народу у меня за день перебывает, а на ночь я никого не оставляю… Ищи, коли хочешь. Окромя запечной нечисти, никого не отыщешь.

— Ну, у тебя не одна запечная нечисть, а и всякой мелкоты довольно найдется.

— Мелкота не в счет. Мелкота, почитай, везде есть, — ответила Аниска. — Ишь ты, носки какие у тебя раздвоенные, — прибавила она, стараясь перевести разговор на другое.

— У меня все раздвоенное, — загоготал в ответ красный кафтан. — Аль не помнишь?.. Здорово же ты раздобрела с тех пор, как я последний раз тебя навещал, — любуясь неприкрытыми плечами и полными руками ведьмы, продолжал он с довольной улыбкой и даже погладил одобрительно ее пышную грудь.

В ответ на такое внимание Аниска, потупляясь и краснея, показала почетному гостю застенчиво кукиш — обычное приветствие у нечистой силы.

Тронутый таким знаком внимания посетитель в красном кафтане начал еще больше давать волю рукам, вследствие чего хозяйка поспешила задуть свечу.

— Еще подсмотрит кто в окно! Сраму потом не оберешься, — произнесла она недовольно.

В хате ведьмы стало темно. Во мраке слышны были какое-то шуршанье, возня, шепот, потом тяжело заскрипела кровать, на которую присел, вероятно, ночной гость. Затем послышалось какое-то пыхтенье, снова шепот и, наконец, довольно громко произнесенные Аниской слова:

— А кофточку атласную мне принесешь?