Сны

— Сначала я долго не могла привыкнуть к этому однообразному плеску светло-зеленой прозрачной волны. Когда на море была непогода, мне было страшно, и я пряталась в самую глубь подводных пещер. У нас там жилища гораздо просторнее, нежели ваши, речные. Там есть сады из красных и белых кораллов. Рыб так же много, как птиц, и есть среди них меняющие цвет… У нас нет сатиров и твердокопытных кентавров, но и среди морских божеств есть много разнообразных племен. Наши кентавры меньше земных, и ноги у них гораздо короче. Вместо копыт у них подобные лягушачьим лапы. Они никогда не выходят на сушу, а их характер гораздо смирнее, чем у земных. У мужа часто бывают друзья из этого племени. Лучше же всего то, что нас совсем не беспокоят смертные люди. Иногда они проплывают на своих изогнутых черных судах, мерно шлепая воду длинными веслами; иногда скользят с помощью ветра на желто-пурпуровом парусе… Увидят нас, начинают бегать по палубе, потом запоют что-нибудь и бросают в волны посильную жертву… Мы ведем спокойную жизнь; у мужа большое стадо тюленей. Он их пасет и к ночи загоняет в пещеры… Скоро он должен вернуться. Солнце садится.

Действительно, солнце садилось, и его желто-багряные стрелы ласкали морскую равнину. Чаек не было видно. Скалистый берег казался окрашенным в золото.

Напэ глядела на этот берег и соображала, что напрасно ее прождет в условленном месте белая сатиресса.

«Она опять, вероятно, придет с флейтой и просидит всю ночь в ожидании, — думала нимфа и вспоминала, как меняется всегда лицо у Аглавры во время игры, — каким оно кажется тогда жестоким и вместе с тем грустным. И как она после всегда бешено ласкает меня, словно хочет что-то забыть…»

Напэ чувствовала вместе с тем, что ей нисколько не жаль напрасно ждущей Аглавры…

— Вот и муж! — послышался голос ее тетки. — Только он не один, с ним кто-то еще.

Напэ оглянулась. На горизонте видны были две черные точки.

Точки эти росли, приближались, и обладавшая лучшим зрением морская наяда первая разглядела плывущих.

— С ним его друг, наш морской кентавр Хелон; он хорошо играет на лире…

Подплыл ее муж, зеленый тритон Асмен, а с ним его молодой четвероногий друг, с бесцветными длинными волосами и голубыми хитрыми глазами. Кожа его была темного цвета, лицо задумчиво, а в руках он держал перебитую морской травой небольшую лиру.

— Кто украсил тебе лиру, прекрасный Хелон? — спросила тетка, в то время как зеленый тритон, пыхтя, прицепился своими перепончатыми пальцами к соседнему круглому камню и топорщил свои подобные иглам усы, приветливо глядя на родственниц золотистыми, как у лягушки, глазами.

«Какой у него смешной вид. Ни за что не хотела бы быть его женой. Кентавр Хелон все-таки приятней для зрения», — подумала Напэ.

Кентавр тем временем отвечал, что он сам перевил лиру травой, так как ночью ему предстоит услаждать слух целого хора нереид.

— Сыграй нам что-нибудь на твоей лире, — обратилась к Хелону с просьбой Напэ. Юная нимфа вовсе не испытывала желания слушать игру морского кентавра, и слова эти вылетели у нее как-то невольно.

Она заметила, как переглянулись между собой тетка и мать.

Кентавр, не торопясь, взялся за лиру и начал играть какую-то медленную песню, подпевая негромким, нутряным голосом.

Пел он что-то длинное и монотонное, про море и звезды, про лес из живых, гибких, красных кораллов, где заблудился молодой тритон, погнавшись за чудесной лунной рыбой, про темные норы, где свиваются в тесных объятиях морские черные змеи…

Напэ почти не слушала. Ей было почему-то до смерти скучно… Она чувствовала себя беспомощной и одинокой.

Внезапно она заметила, что Хелон кончил играть, и ее мать вместе с сестрой и Асменом его хвалят.

Встрепенувшись, молодая нимфа с улыбкой вынула цветок из своих золотистых волос и протянула кентавру.

Тот поблагодарил и воткнул цветок себе за ухо.

— А ты не свезешь, о Хелон, нашу гостью на твоей могучей спине послушать пение нереид? Она никогда их не слыхала. Хочешь съездить туда, милая Напэ? Там очень весело. Нереиды поют и пляшут на отмелях при свете луны… Хелон быстро доставит тебя туда и обратно.

Кентавр молча подплыл, подставляя свою мокрую спину.

Волны темнели…

Напэ взглянула на мать.

— Поезжай, дочка! — каким-то особенно нежным голосом сказала ей та, — тебе надо повеселиться немного. Ты стала такая грустная за последнее время…

Молодая нимфа перешла на выступавшую из воды теплую спину кентавра. Сидеть на ней было гораздо приятнее, чем на холодных камнях.

Чтобы лучше держаться, она положила на плечи Хелону свои легкие руки.

Кентавр быстро поплыл, направляясь в открытое темное море, слегка колыхаясь на больших и спокойных встречных волнах.

Над морем вставала луна.

Когда Напэ оглянулась, берега вовсе не было видно. Весь он слился с темнотой, окутавшей море и землю Матери Ночи.

При слабом свете всходящей луны нимфа увидела обращенное к ней лицо беловолосого Хелона.

— Держись крепче, — произнес он, — я поплыву очень быстро.

Напэ не без страха обвила его шею и почувствовала, как влажные, слегка холодные пальцы кентавра цепко схватили ее руки.