Итак, изрядно приверженному меланхолии хасиду Шломо приснился отвратительный сон, который вверг своего созерцателя в пучину необъяснимой тревоги. В ту же самую ночь удостоился наиприятнейшего сна его младший товарищ хасид Шмулик в духе свойственного ему оптимистического взгляда на вещи. Утром следующего дня Шломо и Шмулик пересказали друг другу свои видения и солидарно огорчались и радовались.
Читатель был выше уведомлен о существовании одного поразительного явления, которому ни хрупкая современная наука, ни даже фундаментальная хасидская мудрость пока не нашли удовлетворительного объяснения. Суть феномена состоит в том, что сновидения обладают известным суверенитетом в выборе своего смотрителя. Иными словами, рожденный в одной голове, сон способен переселяться в другую без санкции своего породителя, претерпевая при этом метаморфозы сообразно нраву нового сновидца.
После того, как Шмулик выслушал содержание сна Шломо, и, в свою очередь, поведал свой сон другу, снотворящие отделы мозга каждого из них были в достаточной степени информированы для того, чтобы продемонстрировать действие непознанного доселе дива.
Наши пытливые герои задумались, а не попробовать ли испытать на себе, то бишь, на своих собственных грезах, удивительное свойство сновидений, дабы попытаться найти объяснение диковинному факту. “Кто знает, – промолвил Шломо, – может быть, суждено нам с тобой, дружище, отнять у природы еще одну тайну?” В словах друга Шмулику послышался отдаленный трубный звук славы. “Мы непременно осуществим эксперимент, – с готовностью поддержал он старшего товарища, – ведь не поднявшись на высокую гору, не узнаешь высоты неба!”
Меж друзьями решено было ближайшей же ночью посмотреть новые сны и встретиться на следующий день, чтобы пересказать друг другу фабулы ночных видений.
***
Назавтра повторилась картина минувшего дня: Шломо в позе мыслителя сидел у берега реки на излюбленном им камне, а навстречу ему поспешал Шмулик.
– Видел сон? – вместо приветствия нетерпеливо выпалил Шмулик.
– Конечно! А ты? – спросил Шломо.
– И я удостоился! Но тебе первому рассказывать!
– Не возражаю. Так вот, слушай, Шмулик. Засыпая, я чувствовал, как одолевает меня некое беспокойство, и оно давит на сердце и мешает дышать.
– Наверное, ты слишком плотно поел перед сном, – предположил Шмулик.
– Ах, если бы причина была столь невинна! Усталость дня сморила меня, и, не взирая на чинимые душевным смятением помехи, суета реальности довольно скоро улетучилась из головы, уступив место достоверности грез. Иными словами, я погрузился в сон.
– И тогда небезобидное основание для беспокойства открылось тебе? – попросту спросил Шмулик, отметив про себя витиеватый слог товарища.
– Именно так. Я понял, что существуют две причины моего душевного смятения. Первая: достаток в семье, которым Господь наделил меня, является предметом зависти многих наших хасидов. Вторая: мои энциклопедические знания вызывают беспокойство и даже подозрительность раби Якова.
– Надеюсь, меня ты не числишь среди своих завистников?
– Разумеется, нет! Ведь дружба есть дружба, а зависть есть зависть, и вместе им не идти, не так ли?
– Вполне возможно. Однако, Шломо, излагай далее перипетии грез.
– Хорошо, я продолжаю. По мере продвижения невеселого сна, я стал замечать, что в густом тумане тревоги забрезжил слабый свет спасительной искры. Мое нетерпение раздуло ее в огонек, а тот превратился в факел, который озарил мне путь к избавлению от тяжести на душе. В голову пришло простое решение: я должен на время покинуть Божин, заставить людей скучать обо мне, скрыться от повседневной приземленности бытия.
– Шломо, если понимать приземленность буквально, то тебе, как и мне в моем первом сне, приспичило улететь с земли к иному небесному телу!
– Тебе дано видеть самую суть дела, дорогой Шмулик! Представь себе, в туманном заточенье сна передо мной явился ты и нежным голосом произнес: “Я получил в дар от своего хозяина новую подзорную трубу, способную отправить человека на звезду. Лети вместо меня, тебе нужнее!”
– Как здорово! Твой сон рассеивает мои последние сомнения в несовместимости дружбы и зависти.
– Слушай дальше. Я, осчастливленный, принимаю твое великодушное предложение и начинаю готовиться к отлету. Я нахожусь на берегу Днепра. Предвкушение желанной новизны радует сердце. Но тут, откуда ни возьмись, передо мной вырастает фигура возлюбленной моей супруги Рут. В это же самое время я замечаю, как довольно быстро, насколько позволяют им старые ноги, приближаются ком мне раби Яков и Голда.
– Рут умоляет тебя взять ее с собой на звезду, а раби Яков и Голда благословляют своего любимца в дальний путь?
– Ах, если бы это было так, Шмулик! Не забывай: ведь это мой сон, а не твой сон! Рут, горько плача, умоляет меня остаться с нею на земле, а раби Яков и Голда отнюдь не благословляют в путь-дорогу, но стращают неизбежной, по их мнению, утратой праведности.
– Неподобающие проводы огорчили тебя, Шломо?