Сны бродяги меж мирами

Сны. Теперь сны приходили ко мне все время, стоило закрыть глаза. Ужасные, тошнотворно достоверные, я помнил их до каждой черточки и могу только подтвердить, что они были полностью реальны. Меня убивали. За несколько дней я пережил столько собственных смертей, что страх пропитал меня насквозь. Я стал экспертом по страху, различал все оттенки и подтексты его проявлений, и познал Его! Ужас смерти… Я кусался, боролся и отстреливался, подкупал, предавал, был готов на все, лишь бы не столкнуться с Ним! Этот ужас разъедал меня изнутри, он уничтожал все, окружающее, меня самого, весь мир! Сам себе я напоминал тень, робко выглядывающую из под старого дивана, в надежде что лампа не загорится. Единственное, что у меня осталось, это попытка отгородиться и представлять другой мир. Мир где нет страха смерти…

Яркое солнце опаляло спины рабов, тянущих неуклюжий плуг. Надсмотрщик , тоже раб, хлестал плетью, вымещая свое отчаянье на тех кто ниже. Его спина тоже была изорвана в клочья, рабом , стоящим выше. От дикости происходящего я выпрямился и плуг встал. Тут же посыпались удары, но крайний успел подхватить камень и врезать по голове надсмотрщика. Восстание?! Угу, как бы не так… Подхватив плеть, новый надсмотрщик загнал нового пахаря в ярмо, щелкнул бич… Я же видел как разлетелась голова! Как это может быть?

– Чего отлыниваешь?– Новый тягловый по привычке попытался командовать.

– Вас же убили! Я сам видел.

– Нет здесь смерти! Нет свободы…– С тоской пробормотал он.– Нет.

Смерть свобода?! Видение рассыпалось, а я уставился на собственные дрожащие пальцы. Смерть свобода? Ужас, ломающий волю, заставляющий людей предавать, это свобода? Чего же я боюсь? Боялся! Жизни? Ведь так и получается! Жить в мучениях, без возможности что-то изменить, это ужас! Почему же мы так к ней относимся? Мы не знаем что там, боимся неизвестности. Нелепо! Бояться неизвестного больше чем невыносимых страданий? Особенно если ты в любой момент можешь от них освободится? Неужели все так просто? Всегда есть выход? Вот о чем говорил отец! Он как-то рассказал странную притчу, тогда она мне показалась странной, о враче и смерти. „Врач встретил смерть и стал ругаться, что та не справедлива. Она же только рассмеялась и сказала, что даже к врачу, ее лучшему другу она не может быть справедлива, так как совершенно не знает о таком понятии. Врач возмутился, что его назвали лучшим другом, а не помогают, на что ему ответил ласковый женский голос. Я не мешаю тебе бороться, пока не коснусь, цени!“

Никто не мешает тебе бороться, пока ты жив. Загнанный в угол, ты все равно можешь освободиться умерев, но никто не отнимет у тебя возможность бороться до конца. Чего же тогда бояться? За родных, друзей, любимых? Конечно! Но даже у них останется свобода умереть…

Сон, спокойный, глубокий сон унес меня в страну грез и проснулся я в отличном настроении, только зверски голодный! Шатаясь, выполз из своей комнаты и поплелся в ванную.

– Петечка!!!– Голос тети и мягкие теплые руки обняли меня.– Я так волновалась, думала с ума сойду! Как ты? Выздоровел?

– Да все хорошо теть. Голодный только, как будто неделю не ел!

Тетя внезапно разрыдалась, уткнувшись мне в грудь.

– Здоров ты дурака валять! – Голос Николая Семеновича был полной неожиданностью.– Две недели тут тебя бульоном отпаивали, а он голодный!

– Вы?– Я вдруг отчетливо вспомнил слова, которые он говорил тогда. Ткнул меня шпагой в грудь и произнес, я повторил.– Даю дорогу силе. Даю дорогу свободе. Я понял Николай Семенович.

– Опять?! Не сметь при мне про ваши мерзкие штуки!– Тетушка вновь зарыдала.

Спокойно поговорить мы смогли дня через три. Это Можайский меня на квартиру привез, я даже не помню когда это было. Две недели ухаживал за мной и не давал тете вызвать доктора. Переволновался правда, срок вышел, а я все еще в своем бреду был, но утром вместо доктора появился я сам.

– Петр. Я должен извиниться, что не предупредил, но ты бы все равно не поверил. Я сам не верил, хотя меня готовили с детства. Ты знаешь, у меня никого нет из родных. Мой род прервется на мне, сын и племянник погибли, других детей уже поздно… Это наше, родовое знание и я не хочу, чтобы оно исчезло как я. Первая инициация, то что ты пережил слава Богу, происходит с помощью яда. Состав у него такой, что вызывает потаенные страхи, справиться с которыми пока действует яд не возможно. Действует он, как ты догадался десять суток. После тринадцатых суток ученик должен очнуться или сойдет с ума, вот так. Ты очнулся на четырнадцатые…

– Вы сказали первая? Должны быть и другие, зачем?– Пережить снова тот ужас? Не дай Бог!

– Страх лишь указатель опасности, ты это уже понял или скоро поймешь, это для тебя теперь просто. Есть же вещи посерьезнее страха. Мне очень жаль, но я смогу провести тебя только через вторую, так уж сложилось. Воин должен смиренно принимать то, что любой бой может быть последним. Именно в этом смирение воина. Яростно драться с полной отдачей и до последнего вздоха, наслаждение воина. – Он вдруг осекся и отвернулся.– Я заболтался, прости старика.