Сны Черной Жемчужины

Я назвала его монстром. Я вызвала стыд и боль из-за того, что он сделал как Вестник. Я не это хотела сделать.

— Это суицид.

— Юкико-сама на время заморозит меня, — его голос был ровным под спокойствием ужасающего смирения.

Моя дверца открылась. Юкико стояла у машины, впечатляющая, хоть я была выше из-за того, что была в кабине.

Синяя полоска слетела с неба с протяжным громким воплем. Звук резко оборвался, и Кваскви вышел из-за нее, уперев руки в бока. На его загорелой коже появились морщины у глаз и от улыбки, он выглядел старо и утомленно впервые с нашей встречи. Его верхняя губа была выдающейся, как у купидона, без его улыбки, придавая ему надутый вид, который казался слишком интимным вне спальни.

«Даже Кваскви переживает».

— Местные беспокоятся, — сказал он. — Опасно это все.

Юкико оглянулась через плечо на деревья, растущие у берега с камышами и высокой травой, вода за ними была зелено-коричневой. Видимо, то была река Аисака.

Уже наступило утро. Солнце согревало мое лицо.

— Мы понесем Черную Жемчужину отсюда?

— Как только Юкико разморозит ее, река должна приманить ее, — ответил Кен.

Кваскви отскочил в сторону, подняв руки и выставив ладони.

— Ни за что. Я знаю, что потом будет.

— Но если она не отправится в воду, — продолжил Кен, — кому-то придется быть наживкой.

— Потому ты себе ногу поранил, хитрый лис? Я ненавижу быть наживкой. Обычно наживку раздавливают или убивают. Почему Юкико не может быть наживкой?

Юкико странно повернула голову на шее, как сова, чтобы обрушить мощь ледяного взгляда на Кваскви. Ее губы изобразили карикатуру улыбки, показывая острые клыки и блестящий розовый язык.

Кваскви опустил руки и кашлянул.

— Ладно, не Юкико-сан, — он посмотрел на меня с надеждой, а потом сплюнул. — Забудь, мелкая баку. Ты не годишься.

Юкико вытянула сжатый кулак, словно собиралась отсалютовать, а потом медленно разжала ладонь. Звук шлифовки — даже десятикратной — донесся из грузовика, брезент надулся в нескольких местах. Драконша просыпалась.

— Может, стоит… — с хлопком брезент вырвался из крепежей, и Черная Жемчужина вырвалась из грузовика, направилась к нам сияющей огромной черной стрелой. Кен отодвинул меня с пути дракона за руку. Меня потрясло мерцание аквамарина и изумрудов в ее глазах. Двойные веки открылись и закрылись, Черная Жемчужина извивалась, ее хвост дико метался в стороны.

Юкико избегала ударов хвостом, перемещаясь с места на место, при этом у нее не выбилось ни волоска, но Кваскви было тяжелее, он безумно прыгал, как птица на лапах, чтобы его не раздавили.

— Пора, — отметил Кен, — бежать к реке.

Кваскви увернулся от хвоста Черной Жемчужины, но не отпрыгнул, а схватился за край и наступил на него ботинком со стальным носком. Голова драконши замерла, повернулась, и на Кваскви уставились немигающие глаза.

Что-то сильное поднималось в моей груди в ответ на сияние глаз Жемчужины. Давление вызывало боль, это был будто трепет от поездки вверх ногами на американских горках. Загадочная глубина ее глаз звала меня, обещала скрытый сокровища. Я шагнула вперед.

— Кои! — Кен потянул меня за руку. Я пыталась вырваться, чтобы быть ближе к тем красивым глазам. — Что с тобой и древними? — он прижал ладонь к моему лицу, разрывая контакт взглядов.

— Что? — я отодвинула его мизинец, чтобы он убрал руку.

— Не смотри ей в глаза, — Кен опустил руку.

Кваскви замахал руками, вопя:

— Давай, змееголовая громадина. Сюда! Тебе не нужна та девчонка — одни жилы да кости. Я очень мясистый, — он побежал к реке. Черная жемчужина покачивалась, словно не хотела бросать наше состязание взглядами. А потом ее веки затрепетали, словно она засыпала. Ее шея опустилась, и нос повернулся к Кваскви.

— Сколько ты забрала, съев ее сон? — Кен нахмурился.

Без чар Жемчужины я дрожала, иглы кололи мои конечности, словно они пробуждались после сна. Я фыркнула.

— Будто я знаю. Папа еще не проходил со мной измерение снов чашками.

— В этой части Аисаки мелко. Раньше тут была плотина для рыбной ловли. Нужно приманить Жемчужину к реке и выпустить, но нельзя допустить, чтобы она утонула.

— Выпустить в реке?

— Река — ее стихия. Если она и может где-то прийти в себя… — Кен замолчал, отметив, что Черная Жемчужина угомонилась. Ее голова опустилась на землю, веки закрылись.

Кваскви перестал махать и упер руки в бока.

— Она выдохлась.

Юкико подплыла к Кваскви, глядя пристально на меня, а потом на голову Черной Жемчужины.

Я вспомнила ее мягкую чешую, запах плесени, роскошную глубину глаз. Ее песнь была такой печальной. Она не могла сдаться сейчас. Мысль о Черной Жемчужине, запертой в той пещере, вызывала боль в груди. Я осторожно прошла к ее носу с усами, где он приминал одуванчики и густую траву. Кен вдохнул сквозь зубы.

— Осторожнее.