— Давай, девочка. Почти на месте, — Кваскви взмыл в воздух поразительным прыжком. Словно ноги были сжатыми пружинами, достал до верхней ветки старой ивы на берегу. Он схватился за ветку и развернулся на ней как олимпийский гимнаст. Он сжался в комок в воздухе и опустился на ветку с идеальным равновесием.
Ловкая сойка, сонный дракон.
Черная Жемчужина не могла остановить свое стремление к реке, плюхнулась в воду с брызгами, окропившими всех.
— Быстрее, — сказал Кен, вытирая рукой воду с глаз, похожую на слезы. — Пока она не поняла, где находится.
Кваскви сидел на ветке, покачивая ногами, он вытащил телефон, повернул его и сделал фотографии извивающейся драконши. Я потрясенно посмотрела на него.
— Что? Ребята одним словам не поверят.
Юкико поплыла по берегу, и Кен потянул нас за ней, осторожно сжимая мое запястье через рукав. Влажная трава была сколькой, и я хотела бы, чтобы рядом был папа или Марлин, кто-то, кто мог рассказать, как правильно поступить. Потому что, даже если в это были вовлечены драконы и шансы утонуть, я была бы уверена хоть в том, что не оплошаю сама. Вся эта операция вызывала во мне много надежд. Без адекватного баку Зеркало не станет бросать вызов Совету или навлекать на всех Иных Японии проблемы с рождаемостью.
Я не могла убежать.
Может, если я повторю это еще сто раз, я смогу управлять колотящимся сердцем и желанием вырваться из хватки Кена.
— Ты уверен, что это лучший вариант?
Кен подобрался ближе к воде.
— Она не может освободиться, пока ты не уберешь ее сон. Она страдала слишком долго из-за Совета.
Голова Черной Жемчужины поднялась с колец ее тела, она моргала двойными веками, наросты вместо ее бровей и на челюсти блестели влагой в утреннем солнце. Она будто была в смятении, но уже не билась.
— Я не… я не могу тебе навредить, — я говорила это драконше или Кену?
Кен сжал мое запястье.
— Твоему сердцу хватит сил на это, Кои. Я смогу. Ты сможешь.
— Я не прощу себя, если ты умрешь.
— Юкико этого не допустит, — голос Кена был твердым, но на челюсти пульсировал тик. Он снова был хищным кицунэ с острыми чертами и бескровными губами, сжатыми в линию мрачной решимости. И его вид, даже в синяках и крови, все еще вызывал боль в моей груди от желания ощутить эти губы на себе, вдохнуть его Old Spice и на миг не быть одной с моим страхом стать монстром.
Кои-параноик понимала, почему Кен рисковал жизнью. Это было искуплением. В этом был смысл, но понимать я его стала только после яростного желания Улликеми заполучить солнце, злости Мангасара Хайка и жестокости Тоджо. Что-то нужно было сделать, и у меня были силы на это.
— Вперед, — сказала я и прошла сквозь камыши, Юкико и Кен — следом. Вода потрясала, становилась все холоднее. Не важно, я должна была двигаться вперед по камням и скользким растениям. Юкико холодно смотрела на Черную Жемчужину, но я не осмеливалась надолго задерживаться на ней взглядом. Я сосредоточилась на попытках ухватиться за ближайшее кольцо ее тела.
— Осторожно! — крикнул Кваскви сверху. Хвост драконши летел к нам с волной воды. Кен оказался передо мной с удивительной скоростью, отразил удар руками. С резким криком боли он пошатнулся и стал медленно падать, зажмурившись, лицо было бледным, как у Юкико.
Я схватила его за руку, а Юкико поймала скользкий край хвоста Черной Жемчужины и прижала его к моему голому запястью. На миг я успела ощутить, как ледяная рука прижимается к моей шее, запястье задела влажная наждачная бумага, и мир пропал, словно угас кадр в фильме.
Сон. Нет, два сна — Юкико и Черной Жемчужины — бились за главенство с тошнотворным танцем серого, белого и черного, а потом все сменилось приятной тьмой.
Белая паутина трещин появилась в нижнем левом углу и распространилась порывами холода и запаха озона по диагонали. Меня охватила тревога, я словно стояла на носочках и тянулась к последней чистой тарелке на верхней полке шкафа. А потом тьма разбилась, осколки разлетелись.
Я плыла в своей реке. Металлический запах гниющей плоти был в воде, мелкие силуэты мелькающей рыбы и теплое солнце были домом и спокойствием. Сильный взмах моего хвоста послал меня вперед в воде, и я вытянулась во всю длину с ритмичной гармонией потока. Тепло на спине вызывало во мне дрожь счастья, песнь расходилась от меня в стороны, проносилась по реке радостной молитвой Абке Хехе. Она точно отправит своих хищных пятнистых слуг подпевать мне воем.
Что же за продолговатая тень беспокоила рыбок впереди?
Впереди за поворотом река попадала в узкую долину, где осетры плавали как призраки, легкая добыча для ловкого дракона реки, но тень была не осетром.
Еще одна мысль появилась и поразила ясностью: «Кои знает это. Я — Кои».
Я замерла, мышцы сжимались на моей гибкой спине. Я плыла вслепую, закрыв двойные веки от удивления.
«Я — Мудури Нитчуйхе, а ты — баку!».
Я поднялась из воды и рухнула с взрывом брызг и удушающим облаком слизи, камешков и ила.
Время застыло. Частички ила в воде было смутно заметными, как и удивленный глаз рыбы, чуть не врезавшейся в мой нос.