Сны дочери Каменного Короля

Даррелл Швайцер Сны дочери Каменного Короля

Darrell Schweitzer, "Dreams of the Stone King’s Daughter", 2002

Та ночь должна была стать последней в его жизни, но Изгнанник отыскал Каменный Народ. Сущее безумие. Опасно, как сама смерть. Но ему было все равно. Наверное, именно потому и отыскал.

Изгнанник был высок ростом, величав обликом, опрятная борода начинала седеть. В общем — нелепая фигура на горном склоне, в ярком свете луны, особенно если холодный ветер треплет на нем плащ и морозит уши. Ему больше подобало оказаться внизу, в мирной компании людей благородных, но не тех городских полуварваров.

Но Изгнанник сейчас был здесь. Он взбирался по склону, и камешки с треском сыпались из-под его пальцев всякий раз, когда он хватался за стены или оскальзывался.

Над ним, недостижимые, высились пять столпов черного стекловидного камня, изрезанные ветрами. Иногда их называли Башнями, иногда — Пятью Пиками или Опрокинутой Ладонью. Горожане рассказывали ему, что в них поселилась Смерть, но не Шурат-Гемад Нижних Долин, не Крокодил, Ходящий На Двух Ногах, чья пасть — ночное небо, а зубы — бессчетные звезды. То была какая-то иная смерть — чернокожая, будто эти скалы, с орлиной головой и руками сильными, как камни.

И он был готов поверить в нее. Но смерть поджидала его и в городе, хоть город — с точки зрения королевского двора в Дельте — и располагался на самых задворках известного мира. Сейчас посланник Великого Короля спал в ярком шатре, установленном во дворе таверны, — ибо даже королевскому посланнику не подобает осквернять подошвы полами столь низкого заведения.

Наутро слуга посланника постучится в дверь таверны и доставит сообщение. Изгнаннику не будет нужды читать его. Долгие месяцы сочинения изысканных, длинных и даже проникнутых жалостью к себе поэм, в которых он каялся, что допустил Ошибку (поименовать которую не дозволялось — таково было условие его изгнания), молил, чтобы его вновь допустили к Вечному Свету Короля Великолепия, брата Солнца, возлюбленного Девяти Праведных Богов (и так далее, и тому подобное), истекли, поэмы его больше никого не развлекали, и теперь ему приказано умереть. Вскрыть себе вены — этого будет довольно. На нечто более изобретательное — например, броситься в наполненное туманом ущелье, где Великая Река изрыгается из Пасти Мира (или это пасть Шурат-Гемада?), — посмотрели бы благосклонно. Работа посланника — и к чертям всякое достоинство, — убедиться, что приказ выполнен.

Однако Изгнанник все равно навсегда останется самой высокопоставленной персоной для жителей далекого Кадисфона. Он превратится в легенду. О нем будут рассказывать внукам. Поэтому его предупредили. И показали еще один выход из города.

Изгнанник послушался их — но не потому, что боялся умереть. Довольно часто, маясь от утонченной скуки изгнания, он звал смерть. Слагал о ней стихи. Нет, последовал их совету он потому, что, прожив среди этих людей достаточно долго, наслушавшись их мифов и легенд, их сказок, он поверил сам: здесь, на самом краю мира, чудеса еще случаются. И он, после всех своих страданий, заслуживает в последнюю ночь жизни какого-то сверхъестественного прозрения…

Он взбирался все выше и выше. Ветер ревел. Луна слепила его — яркая, почти как Солнце.

Просто еще одна городская байка: в такие ночи, когда приличная публика съеживается за наглухо запертыми ставнями, себя являет Каменный Народ. В иное время он бы сочинил на этом материале поэму получше тех, которые писал сейчас.

Они старше богов. Каменный Народ — сны Земного Разума. Они принадлежат Земле, которая разумом, как это ни парадоксально, сама не обладает, однако способна видеть сны. Похоже на каменный ветер или каменные волны, которые рождает ветер. Да-да, вот такая метафора будет получше. Каменный Народ — прообразы живых существ, они движутся во времени столь неспешно, что видеть их могут лишь духовидцы, пророки, поэты и безумцы. Или же — покойники. Так говорили люди. Только лишенные речи могут услышать их голоса или музыку, лишь те, кто достиг в самих себе идеальной тишины. Иными словами, те же пророки, поэты и безумцы. Или покойники. Ибо вздохи Каменного Народа — медленный скрежет самих гор, вздымающихся и опадающих. Голоса Каменного Народа — неописуемы. Вероятно, за всю жизнь Человечества еще не было произнесено ни единое слово Каменной Речи. Обманщики, плясавшие на горных вершинах лунными ночами и с удовольствием завлекавшие смертных в собственный мир и собственное время, успевали только ахнуть. А с Каменным Народом все иначе: пройдет десять тысяч лет эрозии и ветра, пока кто-нибудь из них шевельнет пальцем или моргнет.

Такая вот красивая легенда. Изгнанник отбрасывал перед собой длинную трепещущую тень и карабкался выше и выше. Холод уже рвал ему легкие, и дыхание вырывалось изо рта задышливыми клочками.

* * *