Сны Единорогов (СИ)

Он сумел лишь сделать лихорадочный прелый глоток, когда посветлевший Тай, залившись чистым радостным смехом, вспрыгнул вдруг на легкие ноги, за руку увлекая одурманенного Валета следом. Закружил его в уветливом весеннем танце, загорелся ласковым угольком того разделенного на двоих восторга, что окутал травяным покрывалом жадно проклевывающееся к свету сердце.

Густо-длинные пшеничные локоны развевались на ветру, блуждающие ленты вновь и вновь взметались к солнцу красными реками, мост ворчливо стонал древесными поясницами, делясь с наступающими стопами крупинками собранного за день тепла…

Валет, счастливый и обескураженный, даже не замечал, что смеется тоже, вихрясь в неумелом танце с хозяином своей добровольно подаренной судьбы.

Он танцевал, танцевал, танцевал, пока чужие руки-крылья не подхватили его под спину, удерживая, привлекая, даруя уют незнакомой утренней колыбели, раскачивающейся под нотами вербного материнского голоса, и желто-серые глаза не очутились вдруг близко-близко, заглядывая внутрь, глубоко, насквозь…

Губы, приблизившись тоже, коснулись самого кончика носа, за миг руша невинным птичьим прикосновением все выстроенные преграды, все прежде непроходимые буреломы и паутины тряских болот.

— Тогда пойдем, мой Валет, — прошелестел росистой травой взволнованный соловьиный голос. — Пойдем туда, где мы с тобой сможем услышать их… Загадочные единорожьи сны.

========== Сон второй. Песни в синеве ==========

Тай и Валет мягко ступали по влажной дымной траве, окунувшейся в синеву поднебесной ночи. Солнечно-лазурные и снежно-васильковые стебельки льнули к босым ступням, щекотали кожу, приподнимали завесу над хрупкими бутонами белого клевера и скромных колокольчиков наперстянки.

Дряхлый серый старец, мечущийся по Последнему Краю испокон веков, сегодня посетил Стылый Холм. Обхватив великана необъятными руками, он напевал позабытую небом печальную мелодию, смешивая звуки-трели со шлейфом синетно-хладного тумана, таящего все самые странные, самые грустные и самые красивые чудеса.

— Постой, маленький Валет. — Чуткие пальцы коснулись локтя русоволосого мальчика, и тот покорно остановился, взирая на своего спутника с дрожащим обожанием.

Тай ласково улыбнулся, огладил кончиками ногтей бархат худых щек, а затем, повозившись в снятой с плеча котомке, вынул помятый красный платок, виновато взглянув на юного возлюбленного друга.

— В первый раз ты не должен видеть, — шепотом пояснил он, терпеливо дожидаясь соглашения или отказа. — Сны разбегутся напуганными зайцами, если прознают, что ты смотришь на них.

Валет протянул кисть, дотронулся до льдистого шелка платка, вопросительно воззрился на юношу.

— А как же ты?..

— Меня они давно уже не боятся. Слишком-слишком много времени мы с ними знакомы, — быть может, щемящая грусть, скрытая в певучем голосе, лишь померещилась Валету? — Если не хочешь и не доверяешь, мы можем попробовать и так. Или мы просто можем уйти и вернуться когда-нибудь в другой раз.

— Нет! — обыкновенно блеклый и чахоточный мальчик порозовел, торопливо отвел взгляд и уже спокойнее повторил: — Нет… я хочу остаться. Можно?..

В его просьбе крылось много-много больше, чем думал он сам. Валет чувствовал, догадывался, несвязно хватался за хвосты проплывающих мимо дивных рыбин…

Но знать наверняка — знал лишь Тай.

— Можно, маленький Валет, — проколебавшись с одно короткое мгновение, равное полету срезанного одуванчика, согласно выдохнул тот. — Конечно можно. Оставайся. Столько, сколько захочет твое сердце…

Ладони нежно коснулись волос, огладили пряди и кожу, обвели мочки ушей и прозрачную перепонку опушенных висков. Платок зашуршал, застелился, узелок завязался крохотным рубиновым камушком.

Мир, испещренный разбросанными в пространстве забытыми красками, потерял разом весь нарисованный цвет, сделавшись монолитно мрачным, почти черным, почти пустым…

— Не бойся… — И там же Валет впервые узнал, что у голоса его короля есть свое собственное особенное сияние. Синее, как сонный в спозаранках холм. Белое, как рассекающая ночь потерянная комета. — Я буду с тобой…

«До конца, милый мой Валет. До самого-самого конца…»

Шаг за шагом, шаг за шагом — и Валет потихоньку начинал видеть.

Не солнце и не луну, а белоперых да алоглазых голубей, что бороздили космическую пустошь на колокольчиковых крыльях-парусах.

Не угловатые шарики сметанных звезд, а воскресно-серый снег, что сыпался сверху густой крупой, разбиваясь крохкими бубенцовыми искорками у самых начал порванной атмосферы.

Мир окрасился в индиговый цвет, цвет подлунных бутонов, цвет стеклянных озимых глаз и подземной драконовой крови.

Тай ступал рядом, поддерживая беспомощно доверившегося спутника за плечи и спину, сжимая в пальцах не умеющую обогреться ладонь, обозначая беглыми прикосновениями направление, куда лежал их, не знающий ни временной, ни конечной цели, путь.

— Что ты видишь, милый мой Валет? — заведенной куклой спрашивал солнечный принц, прекрасный яснокрылый мотылек, и Валет охотно отвечал, повествуя о том чудесном, что видели его ослепшие, но прозревшие вдруг глаза.