Сны Единорогов (СИ)

Печальный таинственный дух, просуществовавший дольше, чем крутился во вселенной сине-зеленый одинокий шарик человечьей планеты, нес в себе множество обликов. За тысячи вечностей он повидал плюющихся грозой пернатых змеев, затонувшие и сгинувшие народы, на чьих спинах трепыхались зародыши серафимских крыльев, трехглавых кошек с визжащими скорпионовыми хвостами.

Леко, пес-ветер, знал гораздо больше, чем сумела бы рассказать самая старая, самая пыльная миропись, крошащаяся под пальцами от росы бренных прикосновений, и хранил в запаявшем сердце несколько истин, но стрелки его часов давно остановились; человеческий мир не желал слышать, не желал знать, не желал принимать выштопанную звездами правду.

Люди, куя возлюбленное железо, созидая душегубных монстров, желали добиться правды иной: ужасной и грустной, ревущей масляными слезами под прожигающим неживую шкуру кислотным дождем.

Люди избрали собственный путь, и подаренный мир, послушный неразумной воле, заточил молчаливого провидца в дымчатую клетку, застывшую в тени последней недогоревшей звезды: туда же, куда уходили не нужные никому более волшебные химеры, чешуйчатые огнедышащие гиганты, венцованные лунными рогами кони…

Туда же, куда люди однажды выбрасывали наскучившее им всё.

Мальчик, решивший свести счеты с наболевшей жизнью, не пригодившийся бездомный мальчик, чье ранимое хрустальное сердце привело его в долину покинутых судеб, приглянулся Леко, и с тех пор пес-ветер присматривал за ним, невидимой верной тенью кружась вблизи.

«Пойдем», — унылым осенним дуновением провыл кроваво-рыжий пес. Глаза его, зимние тусклые луны, на мертвую вспышку озарили давящую ночь струящимся бледым светом.

Леко, с трудом перебирая костлявыми лапами, плыл впереди, то показываясь на пригоршню застывших мгновений, то вновь растворяясь в черничнике вязкого воздуха. Иногда, вспыхивая костром для заплутавшей во мраке вечерней бабочки, разгорался слепящим амарантом его огненный хвост, указывающий прочерченный путь.

Валет, послушно идущий следом за поджарой собакой, с робкой надеждой поглядывал на Тая, но лик юноши хранил мрачное неверие; под веточками нижних ресниц залегли темные размывы, глаза запали и заострились, узелки, поддерживающие улыбку, распустились и треснули по ниточным швам.

— Что с тобой?.. — в конце концов с дрожью спросил синезракий мальчик, несмело переплетая свои пальцы с чужими.

Соловей замешкался.

Откинул с лица спутанные ветром волосяные колосья, опустил ресницы, крепче прижался к отчаянно льнущей второй ладони и лишь затем, сбавив шаг, осевшим голосом прошептал:

— Куда и… для чего мы держим путь?..

Страж-ветер слышал их, слышал каждый прозрачный выдох и каждый удар продолжающего стучаться по наковальне сердца. Сам Край слышал их, заглядывал в тайные лазейки полураспахнутой души, ощупывал чуткими усиками створки и стенки, помыслы, чувства, что никак не хотели притупляться и исчезать.

Говорить вслух или же про себя — не имело значения: каждый здесь, заточенный в стеклянной раскрашенной клетке, увитой гирляндами папоротниковых соцветий, стоял обнаженным на ладони такого же обнаженного Созидателя.

— Я не знаю… — растерянным ответом молвил Валет, с тихим недоумением вглядываясь в соловьиные черты. — Леко велел идти за ним, больше он ничего не сказал. Ты же… ты же сам слышал.

— Слышал, но… Почему ты доверяешься ему? Почему так легко делаешь то, что он тебе говорит? — Тай, схмурившись, угловато передернулся, провожая внимательным взглядом след полувидимой худой собаки, проявившимся и тут же вновь исчезнувшим миражом оглянувшейся через плечо. — Кто он, твой Леко?..

Губы Валета дрогнули, но не сумели сыскать ответа.

Мальчик не раз задавал этот вопрос псу-ветру, не раз пытался отыскать потаенную правду на задворках собственной души, но неизменно натыкался лишь на полую туманную пустоту. Попытка за попыткой, попытка за попыткой, пока однажды он не понял, что ответа попросту не существует: червленый пес с лунными глазами не знал отгадки и сам. Воспоминания давным-давно покинули его, холодные звезды завладели душой, белесое солнце поработило некогдашние чувства…

И рано или поздно это в той или иной степени происходило с каждым попавшим сюда.

— Он… он такой же, как мы. Просто поверь мне, Тай. Он…

Слова, встрепенувшись, унеслись в подоблачную невысь потревоженными пташками; пес-ветер, взмахнув напоследок хвостом-факелом, остановился: прямо перед ним, едва-едва не задевая кончики проявившихся когтей, дышала и клубилась бездонная черная пропасть.

Похожая на маленький космос — такой же пустынный и полный ледивой скорби, — она шепталась песнью проплывающих в невесомости китов, поднимала сухие брызги плавниками серошкурых дельфинов, плескалась прибоем взволнованных морских гребней. Сквозь беспролазную густую чернь, разбиваясь мириадами осколочных пятнышек, парили желтые, красные и зеленые огонечки, обернутые крошечными воздушными шариками. Иногда, быстро-быстро вспыхивая и там же угасая, из безвременного зева выбивались зажженные белые свечки, медленно уходящие в накрытый полотном тайны верх.