Сны Единорогов (СИ)

Тай и Валет, пораженные, потерявшие и позабывшие все отданные им слова, неподвижно стояли, вглядываясь в чарующий фантасмагориум приоткрывшейся вселенской трещины: каждый кругляш, каждая клякса — своя отдельная галактика, тысячи особенных миров, мириады дорог и могущих случиться возможностей. Каждый искрящийся светоч — чья-то освободившаяся душа, летящая в далекие странствия заслуженных жизней.

Околдованные, завороженные, они молчали долго, пока Тай, наконец, не преодолел оцепенение первым, не подступил к черному Началу и Концу ближе и не попытался протянуть к тому дрожащую из нутра руку.

Пальцы его едва притронулись к неизвестному, тело прошиб похрустывающий снегом пар, ломающий и переиначивающий самую сущность костей да клеток…

Обрывок же космоса, сузившись до размеров схлопнувшейся ручейной проточины, отпрянул, оставив за собой лишь тонкий стеклянный ожог.

— Но… почему?.. — с болью и отчаяньем прошелестел исказившийся соловей, вновь пытающийся дотянуться, догнать блистающую вечность, но не находящий сил даже на то, чтобы стронуться с приковавшего места.

Песий страж-ветер, повернув ушастую голову, одарил юношу долгим печальным взглядом, отступил от затягивающей раны пропасти на беззвучный шаг и, не разжимая сомкнутой клыкастой пасти, проговорил:

«Пока еще слишком рано для того, чтобы пускать вас туда».

— «Рано»?.. — кое-как совладав со сжимающимся пружинкой голосом, взволнованно переспросил Валет. — Что это значит, Леко?

«То, что если вы действительно хотите покинуть это место, сначала придется закончить все ваши незавершенные дела…»

— Покинуть… это место?.. — разом перешептали Тай и Валет, с недоверчивой, не осознающей еще самую себя надеждой воззрившись друг на друга.

Услышанное не укладывалось ни в голове, ни в мыслях, ни в душе. Глубоко-глубоко, скрывая терзающую правду на дне взрытой могилки, они оба тосковали о настоящих живых мирах, где грело солнце, воздух хранил аромат распустившихся лепестков, зеленые леса берегли в корнях росистую медовую смолку. Тосковали, но не позволяли себе задуматься, пока не обрели недостающую частичку окостеневшего сердца.

Теперь же, вернув и отыскав утраченный смысл за долгие-долгие годы мытарского сотворения, души их забились с новой силой, до последнего не смея, но отчаянно желая поверить.

— Разве… разве это возможно?! — вновь не выдержал первым Тай. Позабыв о щемящем сомнении, которым терзался, юноша припал перед призрачной собакой на колени, протягивая к той кисти, касаясь пропитанной пустотой шерсти. — Разве это на самом деле возможно?!

Леко, опустив голову, кивнул.

«Возможно. Но вы должны помнить и понимать, что сделать это будет трудно. Попытка всего одна: не справитесь — останетесь здесь навечно, пока ваши тела не сгниют, а души не обернутся… чем-то похожим на меня. Больше вы не сможете испытать ни горя, ни радости, ни надежды, ни ощутить вкуса мечты. Пальцы Тая пройдут сквозь струны, не притронувшись к ним, сердце Валета позабудет о былой любви. Вы будете идти навстречу друг другу, но никогда не сможете встретиться… Если не сумеете — наказание станет жестоким».

Таю с Валетом казалось, будто то всего лишь ветер шепчется с ними. Всего лишь ветер, пригибая к земле стебли, залетает к ним в уши, проходит сквозь тело, вливается в кровь талой пресной водой. Всего лишь ветер клекочет странные жуткие сказки, сулящие награду и погибель за верный или неверный шаг…

«Готовы ли вы пойти на это?»

Фонарики песьих зрачков, вспыхнувших как никогда ярко, как никогда остро, прожгли обе староюных души, завозившихся, заметавшихся в уловленной агонии свободы, спустя столько лье прозябания хоть кончиком, хоть краешком показавшейся на успевшие почти-почти ослепнуть и забельмиться глаза.

Тай и Валет, даже не взглянув один на другого, ответили жарким торопливым кивком и тихим, обжегшим языки и гортани:

— Да!..

«Хорошо. Хорошо… — возможно, им всего-навсего показалось, что беспристрастная собачья пасть, нарисовав причудливый тёрный шип, изогнулась в колючей улыбке. — У вас осталась одна грядущая ночь, чтобы закончить начатое. Завтра поутру вы должны оба быть здесь: чистые, отпущенные, не привязанные ни к одной из прошлых и здешних теней».

— Завтра?.. — недоумевая, не поспевая, но интуитивно осознавая отхлестью ударившую тщетность, пробормотал мгновенно посеревший Валет.

Надежда в его груди, впившись в плоть отравленной сивой иглой, обернулась артачащимся змеиным испугом.

«Завтра, — твердо повторил червленый пес. — Да. Это всегда крайний срок… Не успеете — останетесь здесь. Никто не хочет отпускать вас отсюда, глупые дети, и чем дольше вы станете задерживаться, обладая запретным знанием, что выход все-таки есть, тем сильнее станут завязываться над вами чары этого места… А сейчас пойдемте».

Леко, отвернувшись от удаляющейся, пульсирующей, пугливым зверем отползающей пропасти, отряхнулся, поблек растворившимся в патемках загривком и, опустив хвост, хромким ветряным шагом потрусил вглубь залитых сумерками полей.

«Я научу вас, как поступить».