Сны Единорогов (СИ)

========== Аркан второй. Элизиум. Сон четвертый. Старый дом и белая шиншилла ==========

Скажи, мой друг, когда мы умрем —

Кем будешь ты, лежа в стылом гробу?

Твой красным бархатом лик осенен,

И больше притронуться я не смогу.

Скажи, мой друг, когда с тысячу лет

Ночами я стану твой крест навещать,

Ты, может быть, отзовешься в ответ?

А я тебе буду шептать и шептать:

О черных тварях, что пьют мою кровь,

О сказках, что вижу сквозь быль наяву,

О том, что, попрятавши в небе любовь,

Всё память о сердце твоем берегу.

Скажи мне, мой друг, хорошо ль тебе там?

В земле да в полете меж стаями туч.

За вечной доскою, прикованный к снам,

Холодный скелет под горбатостью круч.

— Что должен сделать Тай? Почему ты велел ему уйти? Зачем? — Валет, едва поспевающий следом за поджарой собакой, через каждую дюжину шагов оборачивался, с болезненным отчаяньем вглядываясь в переплетение меняющихся пустынных улиц.

Короля-мотылька, только-только озарившего его теплом любящих крыльев, снова не было рядом.

«Затем. Так просто надо», — хмуро ответил Леко, поворачивая к мальчику продолговатую морду с внимательными желтыми глазами.

— Но… вдруг с ним что-нибудь… Объясни мне, Леко! Я не понима…

«Довольно!» — прежде огненный пес никогда еще не повышал при нем голоса.

Мальчик, напуганный, обиженный и смущенный одновременно, с силой закусил нижнюю губу, принимаясь разглядывать проплывающие под перебирающими ногами полосы серой пыльной дороги.

Валет еще не замечал, как стремительно менялся мир вокруг. Песок и грязная сухая земля, свалянная комьями-камнями, постепенно переходили в идеально гладкую и ровную ленту свежего залитого асфальта. По обеим сторонам обычно мертвого и брошенного пути проказливыми отравленными грибами после дождя появлялись один за другим дома: тоже пустые, мертвые, с черными прорезями застекленных или выбитых окон. Доски, наспех сколоченные в пошатывающиеся угрюмые стены, скрипели, бухли, протекали ручейками ржавой протухшей воды.

Небо спускалось всё ниже, словно собираясь вот-вот рухнуть прямо на покатые крыши. Наливаясь густыми мрачными тучами, оно серело, темнело, шипело утробным зыком собирающегося в животе белого града.

«Вы с Таем должны кое-что сделать, — смягчившись, вновь произнес Леко. — Оба. И времени помогать друг другу у вас нет».

— Но это… нечестно. Тай ведь остался совсем один… — тихо и минорно откликнулся синеглазый мальчишка, старающийся теперь держаться поближе к Леко. Пускай тот был таким же призрачным, как и все существа вокруг, но он ощущал идущее от огненного пса-ветра странное живое тепло. Сердце, испуганно колотящееся в груди, твердо-натвердо знало: Леко ни за что не предаст его. — А со мной ты… Вдруг что-нибудь случится, а я даже не смогу об этом узнать…

Леко сбавил шаг. Поднял голову, вглядываясь в повлажневшие мутные глаза своего причудливого маленького подопечного, совсем по-собачьи ткнулся холодным шершавым носом детенышу в ладонь.

«Всё будет хорошо. Только верь мне. Тай справится, Валет».

К собственному удивлению, Валет, согретый нежданной поддержкой того, кого прежде не решался считать другом, мужественно кивнул. Леко был прав: Тай, дивный певчий соловей, сумеет справиться, обернувшись в нужный момент охочим ловким соколом, а если хоть что-нибудь случится — Валет обязательно успеет прийти на помощь. Тай справится… Пока же он тоже должен был постараться не ударить в грязь лицом, успев сделать всё, что сделать потребуется.

Приободренный, мальчик хотел было спросить о тех незавершенных делах, о которых ветреный пес с несколько раз дымно да волгло упомянул, но вовремя спохватился, накрепко закрыв рот — Леко уже успел предупредить, чтобы ни Тай, ни Валет не заговаривали об этом вслух.

«Наверное, самому Леко делать это можно… — отрешенно подумал он, украдкой разглядывая трусящую рядом собаку. — Он ведь один из них…»

Взгляд его тем временем соскользнул с пса, прошелся по угнетающей бетонной реке, впитывающей неровный ритм подошв старых ботинок. Чуть прояснившись, пытливо метнулся в сторону, выхватив ульи незнакомых аспидно-вороньих строений. Наполнившись липким испугом, взметнулся воробьем вверх, к опасно накренившемуся небокуполу.

Перепугавшись еще больше, так и не осмелившись ни спросить, ни сказать, Валет вновь воззрился на своего косматого друга-не-друга, что, чутко перехватив его взгляд, лишь коротко да резко повел ушами, предрекая и запрещая всякий вопрос. Кончик заостренного носа дернулся, указывая куда-то вперед; мальчик, послушно подняв глаза, тоже увидел его — дом, в котором жил с тех самых пор, как попал в безымянный мир безымянных привидений.

Грозно-высокий, четырехэтажный, выстроенный из заживо сгнивающего дерева, дом этот стоял на осыпающемся холме, таращась в пустоту остекленевшими глазницами. Немой, но визгливый, гиблый, но дышащий, лишенный всякого уюта, но должный называться «домом» — он каждый раз пугал Валета, вселяя в душу стылое смятение. Двери, едва держащиеся на скрипучих коррозийных петлях, зазывно стучали на ветру; дощатая древесина, треща под собственным нажимающим весом, щепка за щепкой отваливалась.