Спустя горсть странных резких поворотов лунная тропка выровнялась, гладкой прямой лентой уводя идущего по ней Валета в глубины звездных долин да лугов, сквозь реки из падающих комет, мимо холмов, где паслись созвездия единорогов, провожающих путников всепонимающими зимними глазами.
Создатель больше не говорил с юношей, и тот, не смея потревожить сердце Вселенной, тихо и покорно брел дальше, с бесконечной растерянностью взирая на меняющийся мир.
Постепенно грозди звезд уходили, планетные сферы меркли, солнца скрывались за низкими грязными облаками, а вместо них сами собой вырастали серые бетонные коробки с прорезями засаленных квадратных окон. Мертвые асфальтированные улицы, толпы понурых безликих людей, проклинающих то холодный дождь, то жаркое солнце, то засуху, то опять пытающиеся пролиться тучи. Картинки растворялись одна в другой, летели, задевая по плечам и сердцу, мимо недоуменно озирающегося Валета; вот совсем рядом пронесся светофор, вот, оглушив воем, промчался громыхающий колесами поезд — столь настоящий и близкий, что юноша с невольным вскриком отпрянул, едва не оступившись с тропы.
Невидимые ладони тут же подхватили его, удержали, вернули на светящуюся дорогу.
«Не бойся, — ласково шепнул Голос, опускаясь давящей тяжестью на плечи. Такие слабые хрупкие плечи, не способные, как верилось, удержать веса даже единого Отцовского волоска. — Они не смогут коснуться тебя».
— Почему?.. Они нереальны? Или… или нереален… я…?
«Не то и не другое, дитя мое. Тебя больше не существует для того мира, равно как и его не существует для тебя. Ваши пути уже никогда не смогут пересечься, но при этом оба вы совершенно реальны».
Из-за юношеской спины, вспоров насквозь огромным белым крылом, вылетел ревущий самолет, стремящийся к той грани закоптенелого неба, за которой земные люди привыкли не видеть абсолютно ничего; Валет почувствовал, как внутри вместе с омутом запертых пока воспоминаний закопошилась глодающая стенки тревога.
— Но почему?! — не желая поднимать голоса, но проваливаясь, не сдерживаясь, простонал, морщась, он. — Почему?! Потому что я угодил сюда? Потому что не справился там?! Потому что Леко… Леко меня… Леко… — Омут воспоминаний, выпустив когти и зашипев, поднялся выше, захлестывая теперь всю целиком грудную клеть; образ червонной собаки с красными глазами взвился, закружил опавшей листвой, взвыл откликом холодной волчьей ночи.
Создатель, стоящий рядом молчаливой незримой тенью, накрыл сердечный застенок юноши кончиками вербовых пальцев, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся память и сильные, не спешащие так просто засыпать прошлые чувства, но Валет, попятившись, отпрянул.
— Нет! — исступленно замотав головой, закричал он. — Прошу тебя, не делай этого! Я не хочу… не хочу… забывать… — Пальцы, дрогнув, притронулись к бесплотным щекам, заскользили к разметанным медовым полднем волосам. Синие как небо глаза заволокла дымка возрождающегося из пережитых руин сумасшествия. — В этих воспоминаниях есть что-то важное… Что-то единственно важное!.. Понимаешь?! Только я не знаю, что же именно… Но наверняка знаешь ты! Так скажи мне! Я должен понять!
Дух, с грустью наблюдающий за юношей, пока не догадывающимся, какой путь успел избрать, оставался нем.
— Не скажешь? — горько усмехнулся Валет, вновь сжимая пальцы возле остановившегося заледеневшего сердца. — Хорошо… хорошо, молчи. Молчи, сколько тебе захочется! Только не отнимай у меня права помнить… Я умоляю тебя!
Тень Создателя, не став ни лукавить, ни колебаться, ответила простым молчаливым кивком, но Валет услышал, увидел, принял, уловил.
Опустив веки, он с благодарным безумием улыбнулся, пытаясь сосредоточиться на ржавых замка́х, сковавших душу, но ощутимо трескающихся под гнетом его желаний. Желаний сильных, отчаянных, бросающихся на оковы клетки-сундука разъяренными чешуйчатыми драконами.
Он пытался, пытался изо всех сил, и что-то потихоньку получалось, но тот последний кусочек, самый важный кусочек, которого не хватало для разрешения головоломки, постоянно ускользал, отлетал, не давался в руки…
«Довольно. Открой глаза, дитя, и посмотри…»
Голос, обжегший повелением, а не просьбой, не оставил возможности не подчиниться.
Безвольный, Валет нехотя послушался, разлепил ресницы, потерянно вглядываясь в выросший перед ним переулок. Дорога плыла, будто он сам шел по ней, всё прямо и прямо, мимо знакомых когда-то давно магазинов, мимо извергающих тяжелый дымный яд машин, мимо поблекших жилых многостроек. Затем, спустя еще несколько десятков иллюзорных шагов, свернула влево, довела до неприметного узенького закутка, заваленного пакетами с выпотрошенным мусором, и оборвалась высокой стенкой огороженного тупика.
— Я… помню этот день… мне кажется… — хмуро пробормотал спавший в лице Валет. — Тогда за мной… увязались мальчишки из другой школы, но…
«Ты получил нежданное покровительство», — закончил за юношу Голос.
Валет молчаливо кивнул.