Сны Эйлиса (СИ)

Где-то плескалась вода, медленно сменяли друг друга пенные волны… Или это шелестел ветер? Она не знала, не догадывалась и не смела помыслить. Она — лишь колыхание ряби на гребнях, лишь прикосновение холодных порывов. Где-то люди сходили к воде, погружались в лодки, раскидывали сети, ловили рыбу, как небо души. А она обрушивалась гвалтом урагана, она поглощала в недра темных омутов. Она — смерть?

Нет, что-то не сходилось, видения уплывали, пока дух без тела и имени скользил сквозь скорбные ветви древа мироздания. Древа ли? Оно покрылось темной серой корой, оно окаменело. Все миры поразила неведомая напасть, кара за всю причиненную им жестокость. Дух устрашился. Холод пронзил бесконечной печалью, словно что-то сломалось, словно где-то разбился хрустальный сосуд. И из него вместо вина капала кровь. Звон… Гул голосов. Песня? Сквозь темноту доносилось пение, хотя слуха не осталось, как и зрения. Все исчезало, все гасло застывающим покоем, только звук все усиливался. И вскоре дух заметил, как обретает очертания. Из воздуха соткались тонкие пальцы, по плечам разметались темные волосы. Кто она?

Нет… Она не дух и у нее есть имя. «Илэни… Илэни», — звал с невыразимой печалью чей-то знакомый голос. Чей?..

Воспоминания хлынули затопляющим потоком, смешивались картины прошлого и будущего, обреченного никогда не наступить.

Ягоды… спелые крупные ягоды иссиня-красного оттенка. Женские руки укладывали их вдоль пышного дрожжевого теста, переплетались фигурные косички украшений. Ласково улыбалась мастерица. «Мама! Как красиво!» — восклицала сияющая беспечностью девочка, с интересом наблюдавшая за приготовлением ягодного пирога. Кружевное лиловое платьице колыхалось под ласковыми прикосновениями теплого весеннего ветра. И Илэни внезапно узнала в этом ребенке себя. Как давно… В прошлой жизни, когда вести о чуме окаменения долетали откуда-то с западного материка страшной сказкой на ночь, когда она еще не ведала, что значат слова «суд», «заточение», «убийство». В те времена она еще не была кошмаром Эйлиса, она еще умела радоваться. Жизнь осталась в прошлом с тех самых пор, когда она услышала голос топазов…

Он пришел не в полнолуние, не среди морока ночных теней, а в такой же солнечный полдень, когда на столе так же дымился свежеиспеченный ягодный пирог. Голоса мертвых отрезали радость, отсекли все светлые чувства, они увлекали душу на изнанку мира в колыхание призраков.

Сотни мертвых королей заставляли раз за разом переживать свой последний час. Кого-то отравили, кого-то разрубили мечом, кто-то корчился от магических ран. И так сотни, тысячи раз, словно по кругу безумия. С тех пор больше не ощущался вкус еды, и прикосновения рук матери не приносили тепла. Где-то в глубине души все триста семьдесят лет Илэни спрашивала себя: почему именно на нее пал выбор проклятых самоцветов? Они отравили ее жаждой власти, они навязывали чужую волю уничтоживших друг друга тиранов прошлого, с самых первых времен, когда еще покрытые татуировками дикари создавали собственные культы.

В пустой башне, в долгом заточении их истории превратились в единственный источник информации о внешнем мире. Что ж, возможно, ее заточили заслуженно: одно ее прикосновение с момента пробуждения талисмана причиняло неопределенную сильную боль, долгое время ей не удавалось контролировать такую силу. Хотела бы она в те дни превратиться в ячед, в обычного человека, который не зависим от воли безликих камней. Но потом собственная воля рассеялась, затерялась среди звучных возгласов кровожадных мертвецов.

Они доказали ей: весь мир состоит из боли, нет ничего, кроме бесконечной тьмы и борьбы. Ничего нет… Все обращается в прах, все умирает и исчезает без следа, а вместо памяти остаются только отголоски, затерянные в нитях мироздания. Все заканчивается слишком быстро. Тепло, солнце, любовь, поддержка — лишь временные иллюзии, которые размягчают сердце, и оно панически вздрагивает, ломается при первом прикосновении колючего ветра вечной зимы. Только она вечна, только она.

Однако почему тогда бесплотный дух не отпустил собственное тело на волю волн, где незримые рыболовы доставали из глубины затерянные души? Она… совсем не желала умирать, да и убивать ее заставляла бесконечная боль, долгая агония своей души, пронзенной пиками чужой воли. Чего добивались топазы? Желали через нее покарать погрязший в войнах Эйлис? Она же… когда-то она просто хотела любви, понимания, счастья. Ничего более.

Она впомнила, когда впервые увидела Сарнибу, еще юной девочкой. Он прибыл в башню с дипломатической миссией, умолял Аругу Иотила не начинать новые войны против соседей, только алчный старик оказался глух. Маленькая Илэни запомнила Сарнибу как очень печального человека с густой каштановой бородой и невероятно добрыми глазами. В тот раз он подарил ей малахитовую шкатулку и ласково улыбнулся, без напыщенной официальности, без навязанной дворцовым этикетом манерности.