Сны Флобера

— Господин Фурусато, вам хватает на жизнь?

— Да, госпожа Исида заботится.

— Господин Макибасира, спасибо вам за то, что позволили мне жить в вашем уютном доме. Мне, право, неловко, что вам пришлось из-за меня снимать другую квартиру, удобно ли вам жить?

— Не стоит! Живите! Мне удобно в новой квартире.

— Я плачу за его квартиру, — сказала Исида.

— Приходите в гости!

— Непременно!

— Да, кстати, извините, я сделал в вашем доме много беспорядка. Это из-за дождя. Я забыл закрыть на ночь окно, и дождь намочил сёдзи, я случайно порушил бумагу. Ещё раз прошу прощения.

— А, пустяки.

Сотрудники подивились такому обстоятельному, душевному разговору. Они стали нахваливать Ореста, говорили, какой славный ребёнок у госпожи Исиды. В их словах нельзя было отличить лесть от искренности. Она была довольна несказанно. Ревность отпустила влюблённое сердце.

— Госпожа Исида, могу ли чем-нибудь помочь?

— Да особенно нет, но если уж есть желание, я сейчас найду что-нибудь.

— Хоть какую работу я готов выполнять…

— Ну, что ж!

Вот такого счастья она хотела бы, об этом она мечтала! Ей доставляла огромное удовольствие забота об этом мальчике; она даже подумала, что могла бы усыновить его, сделать своим наследником, преемником, заботливым сыном на старости лет. Вслед за этим на неё обрушились страхи: как уберечь её мальчика, приехавшего из провинции, от столичных соблазнов. Картинки из альбома не давали ей покоя. «Если женить его на японской девушке, ведь, по всему видать, что он уже взрослый, как же иначе?.. Нет, нет! Только не женитьба, это успеется всегда», — размышляла Исида. Она решила действовать, в её голове зрел план.

По телевизору закончился матч по бейсболу, и после прогноза погоды пошла страничка курса акций. Исида повернулась к телевизору.

— Mani geimu, — со смешком сказала она. — Я тоже играю. У моих акций высокий курс, деньги делаются из ничего! Из ничего…

Господин Ямадзаки отвернулся от телевизора, занялся своим делом. Он арендовал станок в типографии Исиды, работал по своим заказам и не был настолько богатым, чтобы покупать акции, поэтому их курсом не интересовался. Хорошая конъюнктура рынка вдохновляла Марико. Более того, казалось, что каким-то образом она влияла на её состояние, как атмосферное давление. Она решила, что может увеличить расходы на Ореста. Щедрость её не имела границ и превосходила его ожидания. «Счастливчик! Какой счастливчик! Как хорошо быть любимчиком!» — угадывал он мысли посторонних.

В свободное от академических занятий время Орест работал в типографии, был на подхвате, разъезжал на велосипеде по разным поручениям, сидел за офсетной машиной или компьютером. Он всегда был в поле зрения Марико, радовал её глаз своим присутствием, своей нежной улыбкой, пушком на скулах, мочками ушей, длинными пальцами с темными волосками на фалангах. Она представила, как благородно смотрелся бы он в европейском двубортном костюме, как было бы приятно появиться с ним в обществе, в театре или на банкете. Орест как бы воплощал её мечту о высоком обществе, где она будет принята.

Она загорелась. Ей не терпелось увидеть мальчика в новом наряде. Быстрая на руку, предпочитающая добиваться результата не долгим кропотливым трудом, а моментально, сию минуту, она отложила все дела, перепоручив их Макибасира, чем вызвала молчаливое недовольство с его стороны, повела мальчика к портному, чья мастерская находилась в десяти минутах езды на велосипеде в крытом торговом пассаже. Орест чувствовал себя женихом. Щёки его зарделись от обилия внимания со стороны портного, его жены и юных помощниц. Они выбрали три вида тканей на костюмы: на два двубортных летних, на один однобортный. Кроме этого заказали на пошив рубашки. Крупные купюры отскакивали от неухоженных пальцев Исиды, как осенние листья с деревьев. Орест смотрел на пальцы с въевшейся в поры типографской краской. Деньги были заработаны её собственным трудом, её руками. Орест подумал, что, видимо, кроме работы у неё никогда не было в жизни иной страсти. Он ошибася.

Примерка была назначена через неделю. Дни, проведённые с Орестом, стали для Марико именинами души. Он был рядом, с ней, но… На празднике были все, кроме одного — единственного, ради кого он устраивался. Говоря метафорой из старинного стихотворения, сердце Марико, как путник в горах, блуждающий в поисках зова оленя, жило постоянным ожиданием: когда же отзовётся он призывным раскатистым эхом на страстный зов её тайной любви? Эхо медлило откликаться. Марико вскрикивала во сне, называя имя Ореста. Сердце женщины живёт своей собственной жизнью, часто конфликтуя с доводами разума — если он вообще уместен в отношениях между мужчиной и женщиной. Впрочем, ни Исиде, ни Оресту не доставало разума сердца.