Сны и камни

Наименование вещей никого не сделало счастливым. Но тем не менее названия кружат в воздухе — без устали, все в большем количестве, все лихорадочнее. Ведь не названное уносят речные волны. Все уходит. События не цепляются за слова и не нуждаются в них, чтобы плыть. Они струятся по городу, возбуждая мириады ярко вспыхивающих определений, на разные лады описывающих каждое мгновение. Чему надлежит плыть, то плывет, определения же остаются на месте, покачиваясь на волнах, связанные канатами, округлые и разноцветные, точно буйки на реке. Жители города помечают ими траектории событий, чтобы лучше в них разбираться. Приходится: события по природе своей невразумительны и имеют обыкновение широко разливаться, размывая собственные границы. Любви требуется белая фага, черные смокинги, лимузины с ленточками, но порой она довольствуется решеткой в комнате свиданий. Сон нуждается в спальне и постели, но на худой конец способен обойтись скамейкой в зале ожидания или даже кусочком тротуара — тогда его можно спутать с обмороком, опьянением и смертью. Вот почему столь необходимы навигационные знаки: буйки слов. Это они позволяют различить, разграничить то, что норовит смешаться. Покачиваются бок о бок на волнах событий, совершенно их загораживая. Стоит ли удивляться, если в конце концов их движение принимают за волны, а описания заслоняют вещи.

Даже без событий можно обойтись — чему суждено плыть, поплывет и так. На самом деле необходимы только слова. Вот однажды в дождливый день рассеянный прохожий погибает на оживленном перекрестке, а виновник, пьяный водитель, в мгновение ока становится преступником. Удрученное семейство навсегда прощается с отцом и дедом, заслуженным учителем, а школьники тащат перепачканные чернилами ранцы, радуясь, что отменили контрольную. Полицейские конвоируют арестанта из камеры предварительного заключения в зал суда, и в это же время такси везет роженицу в противоположном направлении, в родильный дом. Желанная для кого-то телефонная связь между судом и родильной палатой технически осуществима, но яркие и полые буйки слов, определяющие роли и сюжет, делают подобный звонок напрасной тратой времени, блажью, быть может, даже подозрительной уловкой, хитростью злоумышленника. Слова — преступник и конвоир — фиксируют персонажей в их ролях, будто в стоп-кадре. Границы возможного обусловлены названиями. В другой день еще один человек погибает на том же перекрестке, в зале суда начинается еще один процесс (конвоирам и арестанту предстоит тот же путь, хотя номера параграфов в обвинительном заключении уже другие), роженица едет в такси в родильный дом, снова — быть может — идет дождь, такие же дети несут в школу ранцы, по пути постепенно пропитываясь печалью грамматик и задач про поезда. Жертвы несчастных случаев, полицейские, преступники, школьники, роженицы и таксисты не имеют выбора, они вынуждены следовать указанному улицей направлению, входить и выходить в двери, притом только в положенные часы. Они никогда не приходят на свет и не умирают вне связи с предшествующими и последующими событиями, безоговорочно подчиняясь правилам, обозначенным сочетаниями слов. Не случится ничего, что нельзя было бы назвать, а все, что назвать можно, рано или поздно произойдет.

Ход событий не прерывается ни на мгновение. События искривляют русло, обнажают острова. Поток воды обтачивает берега — единственное о ней воспоминание. В том месте, где чаще всего случались аварии, построен подземный переход. Где бойко шла торговля — возникли рынки, где шатались воры — возведен полицейский участок. Даже футбольные матчи и шумные концерты оставляют на стенах разноцветные отпечатки. Повсюду полно знаков — подспорьев для памяти. А также красноречивых вмятин от знаков отмененных или износившихся.

Наименование вещей помогает лишь ненадолго. Все названное тоже забывается, поскольку назавтра каждое слово потребуется уже для новой вещи. События, для которых никто не находит слов, будут преданы забвению в первую очередь. Потертые определения подобны потерянным квитанциям — соответствующие им воспоминания уже не вернуть. Забвение уносит жесты и гримасы, уносит стремительные тучи, дождевые капли на стекле, порывы ветра. Жители города пытаются создать новые слова, более удобные, чем прежние, — но тщетно. Новые слова ничем не лучше старых и столь же своевольны. Город перемен создан памятью, что гонится за вчерашним днем. Этот город целиком и полностью зависим от воспоминаний — замков из песка, заливаемых водой. Терзаемый волнами забвения, город нуждается в жителях — носителях мыслей, вопросов и стремлений, впитывающих городские пейзажи, позволяющих городу запомнить самое себя.