Сны накануне. Последняя любовь Эйнштейна

Правда, общение с Глэдис все-таки искупало утрату, и к тому же Глэдис очень деликатно помогала разрешать материальные трудности. Заказала скульптурную группу — «Конни и ее лошадь», уговорила свою состоятельную мать заказать свой бюст. Это была чистая благотворительность, потому что Глэдис была абсолютно чужда всякого тщеславия. Она была серьезной, умной женщиной. В Европе помогала антифашистам и евреям, которых преследовали в Германии, но говорить об этом не любила.

Стройная, коротко стриженная, с густыми каштановыми волосами и низким хрипловатым голосом, она ко всему относилась необычайно ответственно. Даже слишком. Ей немного не хватало юмора. Именно эту почти стерильную порядочность и серьезность передал Детка светящимся белым мрамором и тщательностью отделки деталей в портрете Глэдис. Зато ее муж был полной противоположностью. Несмотря на заурядную внешность (да, Глэдис заказала еще и его портрет), Конрад по натуре был настоящим флибустьером. Когда хитрой уловкой вице-консул отобрал у нее американский паспорт, Конрад совершенно серьезно обдумывал план ее «похищения» с тем, чтобы она дожидалась в тайном месте, пока Детка не уедет на родину. Но это было позже, в сорок пятом.

А в сороковом Детка учудил. На выставке Давида Бурлюка он подвел ее к консулу и сказал, что хочет домой. Она оцепенела, а консул пробормотал что-то нечленораздельное.

— Зачем ты это сделал? Ты что? С ума сошел? — спросила она, едва они вышли на улицу.

— Я вычислил тысячелетнее предсказание, — спокойно ответил он. — Я вернусь домой как скульптор русского народа.

Очень хорошо помнит, что стояли на Мэдисон. В просвете отрезка какой-то из стритс был виден багряный и золотой осенний Центральный парк. Она подумала: «Лишиться этой красоты, лишиться Генриха, да никогда, ни за что!»

И еще подумала, что Детка потихоньку сходит с ума, а она, занятая Генрихом, не замечает этого.

Бурнаков каким-то образом узнал о выходке ее мужа, он все знал, этот подтянутый красавец со смеющимися глазами. Первым завел речь, когда встретились в ресторане «Русский медведь» на чьем-то дне рождения. Она фыркнула: «Не будем относиться к таким эскападам слишком серьезно».

— А почему нет? Когда-нибудь его предсказание сбудется, и он вернется как мессия.

«Значит, не мне одной он говорит о своем предназначении».

— Какое предсказание, что за чушь!

— Почему чушь? Бывает, что и предсказания сбываются, все бывает…

И ведь действительно, пророчество сбылось: война Гитлера с Россией началась двадцать второго июня. А перед этим Детка без конца вспоминал, как в пятнадцатом в Москве был погром немцев. Угрожающе сверкая очами, живописал, как громили фабрику Броккара и аптеку Феррейна.

Потом — новая тема, новое пророчество: здесь, в Нью-Йорке, через шестьдесят лет произойдет событие страшное. Город превратится в ад, погибнет множество людей…

— Ну что ты беспокоишься! Нас ведь тогда уже не будет в живых, — пыталась отшутиться она.

Роман с Генрихом был в полном разгаре, и она жила от понедельника до субботы, когда отправлялась в Кингстон. А иногда, если Генрих был на Саранак, позволяла себе отсутствовать целую неделю.

И вот однажды, вернувшись с озера, загорелая и счастливая, увидела в мастерской бюст Сталина. И не просто бюст, а с подписью внизу: «Я есть король королей».

Нужно было что-то срочно предпринимать. Да еще Криста рассказала, чем закончился визит травильщика тараканов, или экстерминатора, как она его называла.

Договорились с Кристой, что в ее отсутствие Криста вызовет экстерминатора, чтобы извести тараканов. Конечно, Кристу можно было понять: тараканы, для которых Детка постоянно держал две тарелки — одну с сахаром, другую с едой, заполонили не только их студию, но и студию соседей. Криста и даже кроткий Альберт взмолились: тараканы были везде, даже в постели.

Она понимала, что для Детки исчезновение тараканов будет тяжелым ударом, но чтоб такое!

Когда Детка утром ушел в Центральный парк кормить белок, пришел экстерминатор и сделал свое черное дело.

Он обещал, что трупов не будет, просто тараканы убегут куда-то и там подохнут.

День прошел спокойно, соседи слышали, как пришел Детка, но… никакой реакции. Значит, экстерминатор не солгал.

А вечером, когда у них сидели гости, раздался звонок в дверь, и Детка в домашних тапочках (это Криста выделила и голосом, и мимикой), рыдая, вошел в переднюю.

— Вы не видели моих маленьких непокорных животных? — на чудовищном английском спросил он. — Они ушли.

Криста и Альберт онемели: и не только от рыданий и ночных тапочек. Слово «непокорных» для человека, не говорящего по-английски, было слишком большим изыском.

Детка долго дожидался своих «непокорных животных» и даже держал открытым окно. Она понимала его горе, ведь она так любила своих крысок. Они были родными и забавными. Клянчили сахар, плясали на столе. Их пришлось оставить, и она скучала по ним в Москве.