— Проигравший выполняет любую прихоть выигравшего? — Зевс смотрит на брата лукаво. — Идёт?
— Идет, — соглашается Аид. — Ниссейская долина, говоришь…
Туман исчезает, разлетается рванными клочьями. А я — оседаю на пол и тихо, беззвучно плачу, не вытирая бегущих по щекам слёз.
— Значит, я действительно ему не нужна. Никогда была. Просто он проспорил…
Гермес смотрит сочувственно, будто не я его недавно мучила. Садится рядом, берёт за руку, заглядывает в глаза.
— Эй, Кора, не кисни! Вспомни, как ты только что меня чуть в клочья не разорвала. Тебе не идёт уныние.
Вскидываю голову, иссушаю слёзы, сжимаю кулаки.
— Ты прав, я не буду плакать.
— Верно, детка, если реветь по каждому поводу — слёз не хватит. Ты же знаешь, как жестоки игры богов.
Я улыбаюсь, потому что чётко понимаю, что отныне должна делать.
Встаю, отряхиваюсь и произношу:
— Значит, сыграем в игры богинь.
И Гермес почему-то бледнеет.
Сон одиннадцатый: Игры богинь
Мать, тётушка Гера и тётушка Гестия потягивали нектар за низеньким столиком посреди цветущего сада. Маленькая Кора смотрела на них и думала о том, что богини и сами похожи на цветы — так хороши они были. Вроде бы сёстры, но такие разные: Деметра с тяжёлыми пшеничными косами, рыжая, как пламя, Гестия, величественная Гера, в тёмных волосах которой медь спорила с золотом. И у каждой — своя манера говорить. В голосе матери — шум спелых колосьев, в певучем произношении Гестии — потрескивание дров в огне, в разговоре Геры — тихий рокот далёкой грозы.
Но Кора вслушивалась не только в оттенки речи, но и в слова.
Беседа у богинь выходила прелюбопытной.
— Ведь когда-то всё было по-другому, — резко проговорила Гера. — Девочки, почему мы так просто выпустили власть из своих рук? Ведь когда-то женские божества возглавляли пантеон! Почему мы допустили, чтобы мужчины превзошли нас?!
Гестия грустно улыбнулась:
— А чем плохо-то? Они сильнее, берегут, защищают.
Гера презрительно хмыкнула и посмотрела на неё красноречивым взглядом «с тобой всё ясно».
Деметра же лишь повела плечами.
— Не знаю, как тебе, а мне неинтересна вся эта борьба за власть. У меня есть дочь, мои сады, поклонение смертных — большего и не надо.
Но в глубоких глазах её — плескалась печаль: тоска женщины по сильному мужскому плечу.
Кора не раз спрашивала:
— Мама, кто из богов мой отец?
Но Деметра всегда лишь становилась грустнее и ласково трепала дочь по рыжей шевелюре.
— Поверь, доченька, он достойный и великий. А кто — узнаешь, когда придёт время.
— Наверное, ты его очень любила, мама? — продолжала любопытствовать Кора.
— Очень, милая, очень, — грустно отвечала Деметра, глядя куда-то вдаль нечитаемым взором.
— А он тебя?
Тут обычно ответа не было, только глубокий вздох.
Вот и теперь Деметра вертела кубок, смотрела куда-то в себя. Коре было жаль маму и хотелось отругать тётушку Геру: пришла, завела странные разговоры, расстроила.
Нехорошая!
Кора недолюбливала её.