Представление Персефона досматривала сама — Аид развернулся и ушёл ещё после своего «убирайтесь».
Царица же поспешила к ним.
— Не трать силы, Орфей. Она обретёт плоть, только когда выйдет из Поземного мира на свет.
Орфей кивнул и поднялся.
— И ещё, помни, — взволнованно проговорила она, — ты ни в коем случае не должен оборачиваться, пока вы не покинете пределы аида. Иначе она останется здесь навсегда.
Орфей поблагодарил за подсказки, спрятал кифару и направился к выходу. Беззвучная скользнула за ним Эвридика.
И Персефона сжала кулачки: хоть получилось! хоть бы дошли!
Она отлично помнила, как сама обернулась, первый раз уходя отсюда на поверхность. Видение стоящего на коленях Аида, истерзанного отчаянием и невозможностью, сложно забыть даже через века.
И сегодня её ждало не менее печальное видение — Эвридика, стеная и сетуя, вернулась назад. Припала к ногам царицы, долго рыдала, виня себя: это она окликнула Орфея, а они уже почти пришли к выходу.
Персефона разочаровано вздохнула — их любви не хватило веры друг в друга и пошла к Аиду — упрашивать того отправить Эвридику на асфоделивые поля.
Упросить удалось, но в ту ночь ей пришлось узнать, какие эпитеты имеет слово «злость»… К утру она охрипла, выкрикивая их. Синяки потом долго сходили с её бедер и ягодиц, а лоно — горело огнём… Ведь он брал её, как Владыка, — безжалостно и неистово…
…в день её ухода Аид тогда первый раз процитировал:
Как же мало счастьем нам дается дней!
Много как — тоскою.
Ты была прекрасна. Ты была моей
Верною женою.
Но тебя не стало…
Персефона обняла его, склонила голову на грудь…
— Я буду всегда. Я богиня, я не умру.
Аид набрал пригоршню медного шелка её волос и поднёс их к губам. Потом горько сказал:
— Умереть можно, не прерывая жизни. Например, умереть для Подземного мира, оставшись навсегда наверху.
— О нет, мой Владыка, так я тоже не умру…
И потянулась за поцелуем.
Орфея растерзали менады,[1] и он вновь предстал перед троном Владык.
Правда, в этот раз был куда менее дерзок.
Аид сразу же предложил ему отправиться на асфоделивые поля, где блуждала, тоскуя и плача, Эвридика, но аэд, к его удивлению, попросил отсрочку.
— Может, я могу что-то сделать для тебя, Владыка? — юлил он.
— Хорошо, — согласился Аид (в тот день он прибывал в благостном состоянии), — напиши песнь в честь Владычицы Персефоны.
Орфей вскинул голову, поймал нежную улыбку прекрасной царицы Подземного мира и со вздохом сказал:
— Ты просишь о невозможном, царь. Нет в людском языке слов, чтобы описать столь совершенную красоту.