Сны Персефоны

— Я помню, ты танцевала, — его голос звучал сейчас хрипло, — а я смотрел и думал: «Неужели в подлунном мире возможна такая красота».

Персефона приподняла голову и лукаво поинтересовалась:

— Хочешь станцую вновь? Только для тебя.

Он тут же согласился, и глаза его сказали в тот миг её куда больше, чем все восторженные оды поэтов.

А потом — они долго разучивали эпитеты к слову «моя»…

…Орфей всё-таки пришёл.

Живой, поправ существующий порядок, явился в Царство Смерти. И сейчас стоял пред тронами Владык, как недавно стояла его жена. Смотрел дерзко и смел требовать:

— Верните её.

Аид хмыкнул:

— С чего ты взял, что я верну. Никто не возвращается из Подземного мира.

Орфей мотнул чёрными вихрами:

— Твоя царица возвращается.

— Она не умирала…

Разговор принимал опасное русло — Персефона физически чувствовала, как кипит её муж. Ещё немного — и грянет буря. Поэтому она положила ладонь на его руку и осторожно пожала: остановись! не злись! он не стоит!

Аид немного успокоился, но всё же резко произнёс:

— Не смей сравнивать себя с богами!

— Ну так и я — не простой смертный. Моя бабка — богиня, а мать — муза. Жена была нимфой. Могу сравнивать!

Аида давно бесило подобное положение вещей: боги и богини вступали в отношения с существами более низкими, производили на свет вот таких полукровок, которые мнили себя равными.

— У бога есть оружие, и он всегда бьёт наверняка, — гордо произнёс Аид. — Ты так можешь? Сможешь сразить бога?

И крепче сжал двузубец.

— Хочешь проверить? — нагло заявил Орфей и вытащил из-под гиматия кифару.

А Персефона мысленно схватилась за голову: напрасно Аид затеял этот спор! Ой, напрасно!

Орфей тронул струны чуткими тонкими пальцами и запел — голос его звучал красиво, ярко, мощно:

Как же мало счастьем нам дается дней!

Много как — тоскою.

Ты была прекрасна. Ты была моей

Верною женою.

Но тебя не стало…

Песня была так прекрасна и печальна, что Персефона не сдерживала слёз, бежавших по щекам.

Когда затихли последние звуки, что проникли, кажется, до самых сводов огромного зала судейств, ей было страшно взглянуть на Аида. Но она всё-таки осмелилась: муж сидел очень прямо, глаза были закрыты, челюсти плотно стиснуты, костяшки пальцев, сжимавших двузубец, побелели.

Глаза он всё-таки открыл, и Орфея буквально смело яростью бога — впечатался в стену, должно быть, крепко ударившись.

— Забирай свою жену, и убирайтесь! — зло сказал Аид.

Прислужники споро выволокли Эвридику и толкнули её к Орфею. Тот попытался обнять жену, но руки проскальзывали через бесплотную тень.