А свои мы ему не отдадим.
Но из ворованных слов тоже способны рождаться чудовища.
Сейчас они — бесчисленные, скалясь, — обступают нас. Ядовитая слюна каплет из разверстых пастей, когти подрагивают, желая рвать плоть…
Гермес ухмыляется, уверенный в победе.
Но… у него нет своих слов.
Наши же приходят — самые важные, самые правильные, избавленные от шелухи интерпретаций, расшифрованные, понятные…
Приходят, когда уже почти не остаётся сил для битвы, когда армия монстров берёт нас в кольцо…
Мы произносим их одновременно, но каждая — со своим посылом, к своему адресату.
Всего три слова:
— Я люблю тебя… — и оказываемся услышанными.
Едва я произношу эти слова, как сильные руки обивают мою талию. Меня окутывает мощью того, кто пришёл на зов…
Одной рукой он прижимает меня к себе, в другой — сжимает двузубец.
Рядом же с Афродитой взлетает вверх тяжёлый молот, чтобы разнести вдребезги голову очередного монстра…
Это хорошо…
Хорошо, что больше не надо воевать.
Можно провалиться в блаженную тьму, чтобы прийти в себя в маленькой квартирке над флористическим салоном «Весенний сад» от горячего поцелуя и нежно-горького:
— Ну, здравствуй, Весна моя.
Тёплый, полный любви взгляд, говорит мне, что я всё поняла правильно: иногда нужно просто прочесть послание наоборот, увидеть скрытое между строк.
И тогда — расшифруешь чувства…
__________________________________
[1] Намёк на то, что имя Кора в переводе означает «дева», «девственница».
* * *…если Аид и Тот так переглядывались, Персефона точно знала: добра не жди. Оба бога выглядели не лучшим образом — потрёпанные, невыспавшиеся, в грязных одеждах. И почему-то топтались у входа в Подземный мир, преграждая путь туда законной царице. Поэтому Персефона уперла кулачки в крутые бёдра и протянула:
— И что это значит?
Мужчины вновь обменялись взглядами, замялись, Аид потупился и запустил пятерню в засаленную шевелюру, а Тот как обычно начал уклончиво и издалека:
— Ну тут такое дело…
Персефона тихо закипала. Эти двое юлили и изворачивались, словно нашкодившие юнцы, которых за проказой поймала строгая мать.
Богиня хмурила идеальные тёмно-рыжие брови и топала ножкой.
Аид прокашлялся и перебил друга:
— Давай лучше я, — проговорил он, голос при этом звучал хрипло и осевши, как будто царь Подземного мира… долго пел, вернее, орал дурным голосом… — … в общем, Весна, тут кое-что случилось… Одним словом, в Подземный мир тебе сейчас нельзя.
Персефона склонила голову набок:
— Не объяснишь ли, дражайший супруг, почему?
Она интересовалась вкрадчиво, вроде бы ласково, как делала обычно, когда очень злилась…
— Видишь ли… В общем… Одним словом… Короче, там не прибрано.
— А что же, мой царь, тот, кого зовут Безжалостным и Ужасным, не покараешь своих разленившихся слуг?.. — она бы, может, и дальше продолжала гневную тираду, но тут между Аидом и Тотом просунулась голова в венке из плюща. Голова икнула, присвистнула и расползлась в счастливой улыбке:
— О, а вот и жена домой вернулась…
Потом, прямо под ноги Персефоне выкатилось нечто, которое на поверку оказалось… Дионисом. Этого нового олимпийца считали богом вина и веселья. И он всячески старался оправдать свою репутацию гулёны и распутника…