— Так! — грозно произнесла Персефона. — Не прибрано, значит. А ну-ка с дороги! Хочу посмотреть, во что ты, муженёк, превратил наш мир, стоило жене ненадолго отлучиться.
Аид вновь переглянулся с Тотом, и оба отступили, пропуская Персефону. Шатаясь и оскальзываясь, поднялся и Дионис, тщетно пытавшийся при этом замотаться в кусок в замызганный кусок ткани, служивший, по-видимому, ему всей одеждой…
Вся странная процессия двинулась следом за царицей Подземного мира, которая пылала праведным гневом.
Неладное Персефона почувствовала сразу, как только оказалась на берегу Стикса. Перевозчик Харон сидел на берегу, свесив ноги в ужасную реку, а рядом с ним извивались в неприличном танце зеленокожие подземные нимфы…
— Эвоэ! — кричали они, дёргая старика то за бороду, то за сбитые в колтун волосы. Харон при этом блаженно улыбался.
Персефона поспешила отвести взгляд: такое ещё потом в кошмарах приснится — улыбающийся Харон!
Чем дальше она шла, тем больший размах принимала открывающаяся её взору вакханалия.
Последней каплей стала картина, встретившая её в тронном зале.
На ступенях сидел Танатос, с остановившимся взглядом, у ног его валялись собственный меч и единокровный брат, надо признать, изрядно потрёпанный. Пол был усыпан белыми и чёрными перьями.
Троица неподкупных судей — Минос, Радамант и Эак — обнимались и пытались друг у друга выяснить:
— Ты меня уважаешь?
Полуголый Загрей отплясывал что-то дикое в компании вакханок, поочерёдно притягивая к себе то одну, то другую, чтобы страстно поцеловать.
А Макария, икая и прикладываясь к амфоре, окидывала окрестности тоскливым взглядом и бормотала:
— Оставьте меня… У меня экзистенциональный кризис…
Лишь Геката оставалась здравомыслящей в эпицентре этого безумия — она развела руками, всеми шестью, будто желая показать: вот, мол, что тут творится, когда ты уходишь…
И тогда Персефона взорвалась:
— Немедленно прекратить! — воскликнула она.
И мир испуганно замер.
Остановились танцы, песни, а у некоторых даже прекратилась икота. Царица Подземного мира умела гневаться, это знали все.
— Загрей! В свою комнату! Живо!
Бедняга кивнул, икнул и исчез.
— Макария! Я тебе сейчас такую экзистенциональную трёпку устрою! Ты же девочка!
Богиня Блаженной смерти мгновенно протрезвела и вытянулась в струнку, но сделать это было непросто, потому тёмный хитон так и норовил сползти с плеча.
— Танатос! Ты-то, ты! От тебя я ждала благоразумия!
Убийца тряхнул головой и в следующую минуту воззрился на неё взглядом совершенно трезвым и острым, как отточенный меч.