Сны Персефоны

— Что я чуть не убила…

— Но не убила же.

— Но очень хотела убить!

— Весна, прекрати! — вдруг строго и жёстко рявкнул он. — Я убивал. Много раз. Нередко — в спину, бывало — подло, случалось — наслаждаясь процессом. Тебе противно?

Аид чуть ехидно сощурился, буквально прожигая её взглядом.

Персефона спрятала глаза, тяжело вздохнула и сказала:

— Это не то. У твоих убийств были причины.

Он резко ссадил её со своих колен, и когда она, ошарашенная и разозлённая, вскочила, хватил за руку и дёрнул на себя:

— Сядь! — она опустилась рядом, непонимающе глядя на него. — Слушай и запоминай. Не бывает градации убийства, и нет ему оправдания. Даже тот, кто убил, защищая или защищаясь, всё равно убийца. Неважно, был насильник с тобой нежен или груб, если он взял тебя против твоей воли, значит, он отступник. Нельзя оправдывать такие вещи. Но надо признавать свою суть: да, мы — боги, способны не только созидать, но и убивать. Что будет с Землёй, если Гелиос однажды не выведет на небо свою золотую колесницу? А что будет — если опустит её слишком низко? Смерть ждёт мир и в том и в другом случае. А ведь люди считают Гелиоса наиважнейшим божеством. Такова природа божественного — карать и миловать, дарить жизнь и отнимать её, создавать царства и разрушать миры.

Персефона смотрела на мужа, широко открыв глаза, и впитывала каждое слово, как губка. Аид никогда прежде не говорил так много и при этом — так зло и страстно.

— Не вздумай оправдывать меня или же чересчур винить себя. Убийство ужасно всегда — совершенное ли, задуманное ли. Но если ты не примешь свою способность не только дарить жизнь, но и убивать, не примешь свою внутреннюю монструозность, то сломаешься. А я не хочу, чтобы ты ломалась. Я не смогу вытянуть тебя из тьмы.

Он порывисто обнял её и страстно прижал к груди. Персефона чуть не задохнулась — и от силы объятий, и от силы чувств, которые захлестнули и чуть не утопили её.

— Противно… — повторил Аид, осыпая поцелуями щёки, шею, плечи… — придумаешь… — и вот уже хитон сполз с плеч, мужская ладонь накрыла идеальную грудь, а из женских уст вырывалось тихое: «Ах!» — …необходимая… как воздух… как сердце…

Аид никогда не признавался ей в любви напрямую, не произносил само это слово, но всегда делал всё, чтобы у неё не возникало сомнений — она самая любимая, самая нужная, самая красивая во всей вселенной.

… позже, когда они уже отдыхали после безумной страсти, расслаблено лаская друг друга или переплетая пальцы, Аид сказал:

— Нам пора, Весна.