– Тебе бы с ним помириться, – сказал Грэйньер Эдди, когда подошел к его форду с тремя оливковыми армейскики канистрами, полными бензина.
– Он ненавидит меня, потому что его дочь приторговывала собой у парикмахерской в Трое, – ответил Эдди. – А я был одним из ее самых благодарных клиентов. Теперь она живет в Сиэтле, этакая светская дама. Так с чего бы ему на меня злобствовать?
На ночлег они остановились в лесу к северу от Ноксона. Грэйньер проспал допоздна, растянувшись в пустой повозке, пока Эдди не привлек его внимание тирольской песней автомобильного гудка. Эдди выкупался в ручье. Впервые за все время их знакомства Грэйньер увидел его без шляпы. Его светлые волосы, теперь почти полностью седые, были растрепаны. Он побрился, залепив мелкие порезы пластырем. Воротника у него не было, тем не менее он повязал шею красно-белым галстуком, свисавшим до самой промежности. На нем была все та же старая рубашка с субботней распродажи или из пожертвований для лютеранской церкви, но он надраил свои жуткие рабочие ботинки, а парадные черные брюки накрахмалил до такой степени, что штанины затрудняли ходьбу. Это внезапное внимание к давно и упорно игнорируемой области жизни являло собой нарушение миропорядка – как будто Всевышний головой ушибся, – и Эдди прекрасно это понимал. Он вел себя как сдержанный, умеренный психопат.
– Терренс Нейплс пытался подкатывать ко вдовушке, – сказал он Грэйньеру, вытянувшись по стойке «смирно» в своих накрахмаленных штанах и неловко шевеля ртом, чтобы кусочки пластыря не отклеились от порезов. – Но я сказал старине Терренсу, что теперь моя очередь попытать счастья с этой дамой, иначе я его физиономию по всему округу размажу. Так-то, пришлось его припугнуть. Но слово-то я, если что, сдержу. Буду его лупить, пока все внутренности наружу не повылезают. Для молодух я слишком безобразен, и она – мой единственный шанс, если только я кутенеечку не заарканю, или не перееду в Спокан, или не переберусь в Уоллес. – Уоллес, штат Айдахо, славился борделями и шлюхами, с одной из которых можно было договориться о совместном ведении хозяйства, после того как она отойдет от дел. – И мы с Клэр давно знакомы, не то что они с Терренсом, – сказал он. – Подростком я какое-то время, стыдно сказать, увлекался религией, и даже обучал мелюзгу в воскресной школе – и среди них была она. Кажется. Да. Вроде бы.
Грэйньер знал Клэр Томпсон, правда, тогда ее фамилия была Шук, по школе в Боннерс-Ферри – она училась на несколько классов младше. Она по-прежнему выглядела молодо – ее нисколько не испортила ни некоторая полнота, ни проступившая в волосах седина. Во время Великой войны[4]
она работала медсестрой в Европе. Замуж вышла достаточно поздно и несколько лет спустя овдовела. Теперь она продала свой дом и сняла коттедж в Сэндпойнте, у дороги, тянувшейся по всему Айдахскому Ухвату.Ноксон располагался на южном берегу реки Кларк-Форк, а дом вдовы – на северном, поэтому они не смогли даже в магазин за содовой заехать и направились прямиком ко двору Клэр, вынесли все из дома, загрузив в повозку столько ее мирских пожитков, сколько могли утащить лошади – по большей части тяжелые запертые сундуки, домашнюю и кухонную утварь, – а остальное загрузили в форд, навалив кучу, превышавшую рост человека с вытянутой вверх рукой и тяпкой в придачу, а на вершине – два матраса, двое детей и маленькая собачонка. К тому времени, как Грэйньер их заметил, дети сидели слишком высоко, чтобы можно было определить их возраст или половую принадлежность. Работа спорилась. В полдень Клэр подала им чай со льдом и сэндвичи с олениной и сыром, и к часу дня они уже были в пути. Вдова села спереди, рука об руку с Эдди; на ней было черное платье, купленное, вероятно, в прошлом году по случаю траура, голову она обмотала белым шарфом; она смеялась и болтала, а ее возница пытался рулить одной рукой. Грэйньер пропустил их вперед, но то и дело нагонял на долгих подъемах, когда автомобиль не справлялся и начинал пыхтеть, а Эдди заливал внутрь воду из бутылей, которые дети – похоже, все-таки мальчики, – наполняли в реке. Караван двигался достаточно медленно, так что любимец детей, щенок, мог спрыгивать со своего насеста на самом верху багажа и гоняться за сусликами, обнюхивать их норы, затем вскарабкиваться по обочине дороги на высокое место и спрыгивать к детям, которые сидели, сцепив руки и вытянув ноги, держась за веревочные крепления.
Несколько часов спустя они заехали к соседу, чтобы забрать еще одну вещь – двустволку, которую муж Клэр Томпсон оставил в качестве залога по ссуде. Томпсон, очевидно, так и не заплатил, но, чтобы почтить его память, жена убедила соседа отдать старую двенадцатикалиберку. Об этом Грэйньер узнал, остановив кобыл на обочине, чтобы они пощипали траву и налакались из соседского водозаборного ящика.