– Ты чего? Ко мне, малыш, иди сюда скорей.
Не идет. Странно. Алиса было сама пошла к нему, но на сей раз Гром не просто перегородил ей путь: он крепко ухватил зубами ее рукав и потащил в обратную сторону – прочь с моста, к селу.
– Гром! А ну, фу, ты чего творишь? Мишка! Иди сюда быстро, ну? Гром, фу!
Так они и препирались, пока Алиса не сошла на тропинку, – только тогда ярчук отпустил ее.
Возмущенная и взъерошенная, она собралась снова перейти злосчастный мост. Только вот, развернувшись, обнаружила, что никакого моста больше нет. Ни моста, ни речки – поле и поле под Луной. И Мишки тоже нет.
У Алисы закружилась голова и задрожали коленки. Она включила фонарик – луч света заметался, как бешеный, по всем кустам, кочкам и зарослям – ничего и никого.
– Мишка! Ко мне! Мишка! Малыш!
Мишка-Мишка-Мишка…
До самого рассвета Алиса бегала по округе, звала Мишку, искала следы женщины, речки, мостика, ну хоть что-то. Но было все так же пусто и тихо. Мишка исчез.
Солнце уже взошло, когда Алиса и Гром вернулись домой. Дед Яков и баба Глаша уже вышли во двор – в селе жизнь начинается с первыми лучами. Придется все им рассказать как есть. Поверят ли? Ничего. Сейчас она умоется и пойдет обратно искать Мишку, может, с дедом поедут на машине вдоль поля – там далеко.
Они втроем сидели на крыльце. Алиса рассказывала, глядя в пол и потирая саднящее запястье – на коже уже выступили синяки.
– Мда, – только и протянул дед Яков, сворачивая самокрутку. Алиса еще ни разу не видела, чтобы он курил.
– Мишку, Алисонька, искать уж смысла нет. Он уже там. Тебя спас, а сам не выбрался. Видишь, как оно, – баба Глаша утерла платком влажные глаза.
Где – там? Как это, смысла нет…
– Это я виновата, – сказала Алиса, – я взяла Мишку с собой, мы пошли ночью Грома искать. Не послушала вас.
– Так нашли же его, дочка, нашли. Давно говорили, что теща у Василича – ведьма, да кто ж разберет – кто взаправду так говорит, а кто боком. Вы Грому помогли – сама же сказала, она хотела ярчука обмануть и навсегда здесь остаться, среди живых ходить. Много бы бед натворила.
– Это я виновата, – повторила Алиса и, устав сдерживаться, заплакала. Она наконец поняла, что произошло. Все острые иголки внутри нее вдруг превратились в ледышки, растаяли и потекли по щекам.
– Ничего, – баба Глаша погладила ее по спине, – ничего, поплачь. Ты не со зла, а Мишка… Эх… – она вздохнула и больше ничего не стала говорить. Дед Яков молча смолил, глядя вдаль и выпуская сизые дурные клубы дыма.
Где-то в глубине дома раздался телефонный звонок. Баба Глаша тяжело поднялась и пошла отвечать.
– Ну нет, нет, – дед Яков наконец подал голос и погладил Алису по голове, – не виновата. Хотела Грома найти, хотела женщине помочь. Кто ж знал про речку ту с мостком. У нас и речки-то никогда не было в округе. Особая та река, видать. Ярчук-духовидец на ту сторону вообще пройти не может, не его епархия. А Мишка вон, видишь, назад не прошел. Кто ж знать мог. Но молодец парень. Молодец. Тише, тише, дочка. Все своим чередом.
Все своим чередом. Если бы она послушалась, если бы не пошла ночью за Громом… Сейчас Мишка уже будил бы ее, бодая в бок холодным носом.
– Алисонька! – раздался голос бабы Глаши, она на ходу протянула ей платок, – Дочка, иди, к телефону тебя. На вот, высморкайся.
Собравшись с духом, Алиса подошла к телефону – зеленому, пузатому, с диском набора номера. Снятая трубка лежала рядом. И кому еще понадобилось звонить в такой момент. В ушах у нее шумело, говорить не хотелось, кто бы там ни был.
– Алло?
– Алиса, привет! – на том конце провода раздался радостный голос отчима. – Не буду томить – хорошие новости: у тебя родился братик! С мамой всё в порядке, с ним тоже! Четыре двести – здоровый мальчишка!
Братик. Родился. Слова доходили до Алисы медленно, как будто через толстенный кусок ваты. Братик.
– Мишка… – почему-то пробормотала она в трубку.
Отчим в ответ рассмеялся:
– Мишка? Ну что же. Пусть будет Мишка. Решено! Выезжай скорее к нам, мы соскучились.
Мишка. И правда. Братик Мишка. Собака – рождение души.
Посмотри на меня
Теперь я все больше люблю ночь. В ней тихо, а если и шумит что-то, так это потому, что иначе нельзя. Все ночные звуки осмысленные. Где-то вдруг щелкнет – может быть, это в щитке, в стене, или деревянная балка примеряется к новой влажности после дождя. Здесь скрипнет, там стукнет. И всё по делу.
А днем? Суета, шум, гам. Люди совершают массу бессмысленных движений. Говорят там, где можно бы и смолчать, шаркают, хлюпают носом, хрустят пальцами. И нет ведь в этом никакой гармонии, только сплошной шум. Поверить не могу, что я когда-то жаждал дня и не мог переносить ночи.