Всякий подходящий к храму богини Мудрости первым делом восхищался красотой огромных дверей. Многие приезжали издалека только ради того, чтобы взглянуть на это чудо. Створы покрывала тончайшая резьба из слоновой кости, особенно великолепно было изображение головы Медузы Горгоны, змеи ее, казалось, шевелились вокруг головы и готовы были нападать и жалить. Кроме изумительной резьбы, двери украшали массивные золотые шары, и меня поразило, что Марцелл не позволил их отсюда срезать — ведь по нашей вере, коли город взят штурмом, то боги покинули его, и храмы больше не святы. Но в Сиракузах святилища были все так же полны сокровищ, как и при прежних правителях. Когда я приходил (а бывал я в храме Минервы не раз), служители распахивали передо мною украшенные резьбой створы, и я шел внутрь, чтобы насладиться живописью, какой не увидишь в Риме: по стенам развешаны были картины, изображавшие бой конницы царя Агафокла, и картины эти самый пристрастный ценитель назвал бы верхом совершенства. Хотел бы и я, чтобы подобный художник изобразил с таким искусством мои победы над пунийцами. Кроме того, висели здесь портреты сицилийских царей и тиранов. Зачем-то в целле держали бамбуковые копья поразительной длины — вероятно, взятые в какой-то битве как трофей и посвященные потом богине. На самом краю Острова протекал полноводный ручей, кишевший жирной рыбой. Чтобы морская вода не вливалась в устье, ручей отделили от моря каменной плотиной.
Вторая часть города называется Ахрадиной, она славилась форумом, чью обширную площадь окружали портики, здесь же располагались пританей[84], курия и храм Юпитера. Третью часть града нарекли в честь богини Тихе, ее изображения обожают в Сиракузах, воистину эта богиня Удачи и Судьбы благосклонна к городу и помогает ему сберечь себя во всех войнах и бедах и снова расцвести после пожаров и несчастий. В огромном гимнасии народ толпился с самого утра и до позднего вечера. Четвертую часть Сиракуз прозвали Неаполем, то есть новым городом, здесь построили большой каменный театр и храм Цереры и Либера. Величественная статуя Аполлона Теменита восхитила меня совершенством пропорций. Скорее всего, Марцелл не увез ее с собой из-за огромных размеров[85]. В театре этом я бывал не однажды, и мы с Лелием, расположившись на скамье в первом ряду, наслаждались постановками, которые давались чуть ли не каждый день. Возвращаясь же во дворец после спектакля, я не раз сожалел, что в Риме нет постоянного каменного театра, подобного этому.
После разгрома, учиненного Марцеллом, римлян не жаловали на Сицилии, особенно в Сиракузах. Но я быстро навел порядок — вернул прежним владельцам их дома, выселив оттуда шустрых италиков, что явились в поверженный город захватывать все, что плохо лежит. Не знаю, полюбили меня сицилийцы после этого или нет, но восставать при мне они не пробовали и приказы выполняли споро и безропотно.
Со своими спутниками я посетил если не все, то многие храмы, принес жертвы и объявил, что запрещаю своим воинам что-либо трогать под страхом мучительных наказаний. Так же я пригрозил страшными карами за любой даже самый малый грабеж, учиненный солдатами. Вскоре жители поняли, что их достоянию ничто не угрожает, и богатые граждане (а порой и не очень богатые) стали звать меня в гости, так что случалось, чуть ли не каждый день обедал я в новом месте.
С удовлетворением я отметил, что вскоре горожане стали выставлять на поставцах серебряные кубки, кадильницы, кратеры и гидрии, как это принято в богатых домах, чтобы похвастаться своими сокровищами и позволить гостям ими полюбоваться. И про себя улыбался, понимая, что мои гостеприимцы более не опасаются, что я призову квестора и велю все это сгрузить в кожаный мешок или что в их дом ворвутся солдаты и начнут хватать все ценное, что подвернется под руку.
Прибыв в Сиракузы, первым делом я занялся созданием армии из того, что имел. Добровольцев разделили на центурии и манипулы, и они немедленно взялись за тренировки, как будто нам предстояло отправляться в экспедицию через день или два. Однако триста человек — самых лучших, молодых и ловких я оставил не у дел.
Итак, у меня был легион отборной пехоты, но не было конницы. Совсем.