Читаем Сны во сне и наяву полностью

– Не то слово!.. Мы это учитываем и пока – пока! – химическое воздействие на ваш мозг прекращаем. И вот вам второе задание: попробуйте скоррелировать свое состояние с появлением снов. То есть, попробуйте соотнести их появление с физическим, психологическим своим состоянием, со временем года, с атмосферным давлением, с температурой окружающего воздуха, с солнечными и лунными затмениями, наконец!.. Грубо говоря: после чего или же перед чем? Чувствуете ли вы их приближение, можете ли предугадать – по каким-либо косвенным признакам. И не отвечайте сходу, подумайте, проанализируйте.

Нина очень серьезно посмотрела на Баринова и отрицательно покачала головой.

– Я дорого бы дала за то, чтобы заранее знать или предугадать. Слишком многих неприятностей мне бы тогда удалось избежать.

Баринов поднялся из-за стола, походил по кабинету, достал из холодильника бутылку сока, из серванта пару высоких стаканов.

– По причине позднего времени кофе не предлагаю. Курить хотите? А то мне одному как-то неудобно, а жутко хочется. И вообще, давайте-ка переместимся вон туда.

Они перешли в «гостевой угол», в удобные, хоть и современные кресла у журнального столика. Закурили.

– Когда-то давным-давно, в период щенячьего восторга от причастности к большой науке, работал я в некоей «хитрой» лаборатории. Много интересного там происходило, потому как занимались в ней человеческим мозгом. – Баринов говорил негромко, пристально следя, как растет сероватый столбик пепла на его сигарете. – Выискивали по градам и весям массу занимательной публики: ясновидцев и гадалок, лозоходцев и телепатов, людей-счетчиков и людей-магнитов, прорицателей, колдунов, целителей, гипнотизеров, гениальных дурачков и сумасшедших гениев… Пытались исследовать физиологию сна и природу сновидений, доискивались причин феноменальной памяти, таланта и способностей в самых разных областях науки и искусства… много чего значилось в ее тематике. Был я там нулем без палочки, лаборантом: «кушать подано», «подай – принеси», и меня нередко одалживали другим группам – помочь в подготовке эксперимента, помочь прибрать после него. Так что, пришлось повидать…

Баринов аккуратно затушил догоревшую до фильтра сигарету, сделав, в общей сложности, не более трех-четырех затяжек, тут же достал новую, прикурил, положил на край пепельницы и словно забыл про нее.

Пауза затягивалась, но Нина не смела пошевелиться, чтобы не нарушать его мыслей. Она чувствовала, что перед ней открывается нечто такое, что недоступно не только широкой общественности, но и официальной науке, что ее краешком, по касательной подвели к знаниям посвященных, и эти знания могут быть опасными для его обладателя – всерьез и на самом деле.

– У человека под местным наркозом удалили часть височной кости и обнажили мозг, – снова заговорил Баринов и остро глянул на Нину. – Человек в полном сознании, боли практически не ощущает. Прикосновение электрода со слабым током к одной из точек правой височной доли, вот сюда, – он показал на себе пальцем, – и человек вдруг слышит давно забытый блюз. Он видит давно забытую маленькую, тесно заставленную громоздкой мебелью комнату, яркую бахрому тяжелой плюшевой скатерти на круглом столе посредине. На диване сидит мама – молодая и красивая, в вечернем нарядном платье, а рядом с ней на столике с гнутыми ножками стоит патефон и бесконечно играет одно и то же. Мама снова крутит ручку, снова ставит иглу на начало пластинки. Молча сидит – и слушает… Электрод перемещается в другую точку, и из глубины детства всплывает запах ландыша, любимых духов тети Риммы – она снова приехала в гости, привезла в подарок модель яхты и толстую книжку сказок Андерсена… Все отчетливо и ясно, может даже, отчетливей и яснее, чем наяву… Человек дает себе отчет, что идет операция, что он сидит в кресле и ему трепанирован череп… но сквозь призрачную обстановку операционной властно пробивается залитая весенним солнцем карусель, зелень парка, медная бравурность духового оркестра, а его кулачок крепко обхватывает большой палец отцовой руки…

Баринов говорил совсем не в своем стиле: медленно и размеренно, перемежая фразы паузами, а голос у него стал каким-то серым, бесцветным. И Нина вдруг безотчетно испугалась, да так, что холодок пробежал по спине.

– Павел Филиппович, зачем вы это мне рассказываете? – с нервными нотками в голосе вклинилась она в очередную паузу. – Вы меня к чему-то подготавливаете, да?

– Мир наш многомерен и непредсказуем, Нина Васильевна. – Было заметно, как усилием воли Баринов снова стал почти самим собой. – И бесполезных знаний в нем быть не может. Praemonitus praemunitus, что означает: «Предупрежден – значит, вооружен»… Однако мы с вами засиделись. Почти одиннадцать, вас ждут.

У самой двери Нина обернулась.

– Там ставили опыты над людьми?

Баринов ответил, ни на секунду не задумываясь:

– Претенденты на роль властелина мира всегда пристально интересовались людьми. В первую очередь – людьми, и ничем больше, кроме людей. Ведь чтобы властвовать над людьми – их надо знать. А чтобы знать – изучать.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза