Сны за полночь

Но за мгновение до конца, за крошечный миг, до того, как оба достигли острых камней земли, ярчайшая вспышка озарила всё вокруг, ослепив всё живое. Лариса не понимала, но чувствовала, откуда исходило то нестерпимое сияние. В проулке меж стенами, за Их Вратами скрежетало, завывало и грохотало нечто потустороннее и оно приближалось, дабы насладиться жертвоприношением, устроенным в собственную честь.

– Нет! Нет! Нет! – отмахивалась Лариса от света, опалявшего волосы и кожу. Жар стал нестерпим, а воздух раскалился до невозможной духоты.

Она не хотела, чтобы это нечто вырвалось в этот мир, в её мир. Она забыла, что всё виденное ею давно минуло, и переживала мгновения древности, как в настоящем.

Рёв нарастал, стены дрожали, камни местами отрывались и падали вниз вместе с воткнутыми факелами. Земля ли протестовала против вторжения чужеродной силы, иль так грандиозна была мощь неведомых богов, которым принесены были жертвы, но ясно было одно, что ничего хорошего не будет, если границу Врат преодолеет та жуть, что томилась до поры по иную сторону.

Лариса взглянула вновь на Люду, прежде та казалась бледной в холодном свете луны и ночных тенях. Но теперь в ярчайшем свечении Люда была видна в истинном своём виде. Тлеющее тело с почерневшим лицом без глаз, с синюшными руками, на которых вздулись фиолетовые прожилки. И всё та же грустная улыбка, обнажавшая заострившиеся черты. А вонь разложения, что доселе скрывала лесная трава да хвоя, теперь под воздействием противоестественного жара усилилась и удушала вместе с выжженным воздухом.

Лариса попятилась назад, она не могла более находиться рядом с мертвецами, роли которых давно сыграны. Воля вернулась к ней, и она воспользовалась свободой. Но вот нога неровно ступила на край площадки и тело, не удержав равновесия, полетело вниз, следом за недавними жертвами. Крик ужаса её влился в рёв врат. Земля приближалась, и до конца оставалось мгновение, секунда, не более. И она увидела. Она узнала то, что скрывали зловещие Врата от мира людского. И лёгкие переполнились и исторгли последний крик отвращения, страха и немощи. А затем то, что рвалось из камня наружу, воззвало к ней по имени.

– Лариса! Лариса! Проснись же, – звал её настойчивый, знакомый голос.

Она с трудом разомкнула веки, глаза и щёки были мокры от слёз, во рту пересохло, а в носу стоял настойчивый запах тлёна и гари.

– Нет! Нет! Остановите, остановите это! – Крик вырывался из саднившейся гортани, губы кровоточили в покусанных местах. Она и не заметила, как их поранила.

Сергей тряс её за плечи, пытаясь вывести из глубокого сна. Он был разбужен пронзительным вскриком, донёсшимся из мужской палатки. Напуганный дурным предчувствием, парень кое-как одевшись, босой влетел в тёмное нутро палатки и обнаружил метавшуюся в бреду Ларису, дядька спокойно спал рядом.

Не сразу девушка отошла от жуткого видения, плача на плече растерянного Сергея. Она и слова внятного не могла сказать, чтобы объяснить свою истерику. Он же лишь невнятно уговаривал её перейти в другую палатку и остаться там до утра.

– Утром, как светает, я отправлюсь за помощью, – твёрдо заявил он, выпроваживая из шатра Ларису. – Больше медлить нельзя. Двое наших мертвы, третий на грани. Да и нам помощь не помешает.

– Но куда же ты пойдёшь, Серёж?

– Карта есть, не потеряюсь. Я в картах превосходно разбираюсь, просто не было случая доказать…, – запнулся он, оглянувшись на Мицкевича. – Ничего, я не подведу. Сутки максимум и я буду снова здесь.

Она послушно вернулась в их с Людой палатку, только от взгляда на пустой соседский спальник хотелось не спать, а выть и стенать. Но силы выпитые жутким наваждением, оставили её, и она провалилась в пустоту сна без снов – благодать истерзанного разума.

Утром у ожившего костра за завтраком они обсуждали возникшую ночью идею Сергея.

– Давай обождём, ему стало лучше, ты же видел. Уход даёт о себе знать. Он поправится, – заверяла Лариса. Она не хотела лишиться единственного товарища, хотя б на день. – И потом, деревня, может, заброшенной оказаться, а людей там не быть. И что тогда?

– Лучше попытаться, – твёрдо гнул своё Сергей, отхлёбывая из кружки горячий чай. – Я себе не прощу, если не попробую. Может, это единственный шанс, спасти его.

Оба невольно посмотрели в сторону палатки. Мицкевич так и не приходил в себя, жар прочно обосновался в его теле, одно лишь давало надежду – температура стабильно держалась на одной и той же отметке.

– Но до этих Колонцов почти пятьдесят километров! Ты представляешь, сколько тебе топать до них?! – она вновь попыталась воззвать к благоразумию Сергея. – Учти, никаких тебе проторенных дорог. Никакого асфальта или утрамбованного грунта. Тебе придётся идти по бездорожью, напролом. На одну сторону, возможно, потребуется день.

– Ну и что, мой дядька болен, я должен хоть что-то предпринять. Сейчас я его последняя надежда. А вдруг там есть связь с городом? Может, удастся связаться с тем экипажем и за нами прилетят раньше.

– А вдруг ты не вернёшься? – Её голос дрогнул.