Со спичкой вокруг солнца

К сожалению, М. И. Водолапин был переселен не в дом, отведенный специально для сутяг, а в обычный, поэтому уже через год жители этого дома пишут в редакцию жалобу, еще через год вторую, потом третью. Вслед за письмами приходит делегация из двух мужчин и двух женщин и предъявляет мне претензию:

— Если бы не ваш фельетон, этот прохвост продолжал бы жить на старой квартире и сейчас мучались бы они, а не мы.

— Они тоже не железные! — пробую я заступиться за тех соседей.

Лучше бы мне не говорить этой фразы, не заступаться за тех.

— А мы железные? — закричали в четыре голоса члены делегации.

Двое мужчин и две женщины подняли такой шум, что мне волей-неволей пришлось отправиться на второе свидание с тихим человеком.

Сначала я разговариваю с теми, кто жаловался, потом иду беседовать с тем, на кого жаловались.

Стучу в дверь. Издалека слышится глухой голос:

— Кто там?

— Корреспондент Янц из редакции.

Водолапин подходит ближе к двери. Кашляет, думает, потом, решившись, начинает щелкать замками. Дверь приоткрывается. Михаил Иванович оглядывает гостя и, убедившись, что перед ним действительно корреспондент, снимает с двери цепочку и пропускает меня вперед.

На дворе июльский день, а в комнате у Водолапина подвальная полутемь. Плотные шторы на окнах напрочь отсекают дневное тепло и еле-еле пропускают внутрь два слабых отцеженных луча солнца. Впечатление такое, будто я вошел в камеру-одиночку. Оборачиваюсь и упираюсь взглядом в Водолапина. Стоим, молчим. Он смотрит мне в глаза, я ему. Ждем, кто моргнет первым. Это ничего не решит, тем не менее каждый старается оказаться наверху.

То ли зрение у него сильнее, то ли воля крепче, побеждает он. Я первым опускаю глаза, он по праву победителя первым берет слово, спрашивает:

— Чем обязан?

— В редакцию пришла жалоба.

— Удивляюсь вам, товарищ Янц. Бьете, кидаетесь на своих.

— Как так!

— Профессии у нас, правда, разные, но задача-то одна. Что мы должны делать с вами? Стоять на страже.

— Вы, собственно, кто?

— Про члена-корреспондента академии наук товарища З. слышали? Чем он занимается, знаете?

— Вы физик-атомщик?

— Я художник, член МОСХа. Руководил изокружком в их ящике.

— В каком ящике?

— В почтовом. А когда в ящике сократили ставку художника, мне товарищ Кизяев дал ставку старшего научного работника. Вы не знали Кизяева? О-о! Это был настоящий человек. Кизяев по алфавиту считался третьим, а на самом деле был первым заместителем директора ящика. Занимался не физикой, а кадрами. Проверял, изучал, брал, кого надо было брать, на заметку.

Директора менялись. Был академик Н., потом академик О., потом Р., и все академики понимали, какую важную работу выполнял Кизяев. А член-корреспондент товарищ З. недопонял. Не успели его назначить директором, как он берет и без ведома Кизяева зачисляет на работу трех СНС и одного МНС.

— Это кто?

— СНС — старшие научные сотрудники, МНС — младший. Те самые, которых товарищ Кизяев еще при академике Р. отчислил из ящика по недоверию к происхождению родителей.

Товарищ Кизяев бежит с жалобой на товарища З. к товарищу Щ.

— А это кто?

— Начальник Кизяева по спецлинии. И этот начальник берет сторону не Кизяева, а члена-корреспондента товарища З. и говорит:

«Вам, товарищ Кизяев, пора менять место работы».

«Почему?»

«Не поспеваете за новым веянием времени. Теперь у СНС нужно спрашивать не про их родителей, а про них самих. Что они могут? На что годятся? А то родители, может, у которого и хорошие, да сам СНС — дуб дубом».

«Куда же мне теперь?» — спрашивает Кизяев.

«Посоветуемся с членом-корреспондентом. Придумаем».