Со стыда провалиться

— Прошу извинить, леди, если огорчил вас, — обратился я в спину старухам, вереницей поднимавшимся по ступенькам, — но если бы я написал поэму от лица Юлия Цезаря или Наполеона, вам бы и в голову не пришло оскорбиться. А ведь они убили миллионы людей! Джеффри Дамер хотя бы получал удовольствие от своих жертв. (Я так и сказал, или мне кажется, что я так сказал. Где-то на пленке есть запись.) Старухи молча поднимались по проходу, и, покидая зал, ни одна из них даже не обернулась. Они запомнились мне совершенно одинаковыми, как старики в бредовых видениях Бодлера — одного и того же возраста. (Полагаю, на самом деле они были моложе меня — тогда мне уже перевалило за шестьдесят.) Может, они знали, что я прочту эти неприятные для слуха стихи, уже вышедшие в печати три года назад, и поэтому нарочно уселись в первом ряду, чтобы затем демонстративно удалиться и тем самым преподать мне урок? Или ваши чувства были спонтанны, Чикагские Матроны? Похоже, моя фраза насчет удовольствия только все испортила. А может, это вовсе и не унизительно, а, наоборот, хорошо, что мне удалось наконец кого-то оскорбить, после того как я безуспешно пытался сделать это всю свою жизнь.

С другой стороны, вполне возможно, что им просто-напросто стало скучно.

Алан Уорнер Британская читающая публика

Писать на английском — самая изощренная пытка из всех, что были изобретены для наказания за грехи, совершенные в прошлой жизни.

Британская читающая публика — лучшее тому доказательство.

Джеймс Джойс

Некоторое время назад мы с женой переехали в новый район. Вскоре после переезда раздался непривычный сигнал домофона. К нам заглянули соседи: они принесли бандероль, которую не смог доставить почтальон. Средних лет, энергичные, приятные люди, они поспешили сообщить, что собираются купить дом, а пока снимают квартиру. Соседи мне понравились, хотя меня слегка удивило, что они вдвоем решили занести такую маленькую бандероль.

К моему ужасу, мужчина произнес:

— Мы слыхали, вы писатель?

— Как интересно! — подхватила его супруга.

Проболтался наш общий домовладелец. Доказывая свою относительную кредитоспособность, я был вынужден сказать правду о моем сомнительном ремесле.

Следующие дней десять мы перебрасывались обычными любезностями, случайно встречаясь у передвижного мусорного бака, да порой кивали друг другу из окна автомобиля. Но однажды вечером снова послышался зуммер домофона. От неожиданности я так и подскочил. Я спокойно сидел себе дома и потягивал пиво, отдыхая после трудного дня в пабе, где уже пропустил несколько кружечек. Это снова были наши соседи, и опять с посылкой. Я сразу узнал картонную упаковку интернет-магазина «Амазон». Под ложечкой у меня засосало, но я пригласил соседей в прихожую, решив, что дальше их не пущу.

— Вы, должно быть, так заняты! Мы кое-что принесли и просто хотели, чтобы вы по-быстренькому дали нам автограф.

Я тут же замахал руками — «ну что вы, зачем». Внутри лежали мои книги, целая коробка! Если, как они говорят, им интересно!.. Мои «ну что вы» и «зачем» вовсе не были проявлением ложной скромности. Причина отчасти заключалась в том, что в моем последнем романе присутствовала длинная и подробная сцена, в ходе которой мужчина мочится в рот своей юной, сексуальной партнерше. Я уже представил, что встречи с соседями у мусорного бака в ближайшем будущем станут более натянутыми, и не без самодовольства подумал, что скоро по нашей улице пролягут оборонительные рубежи благопристойности. Теперь я понимаю, что, наверное, именно это и побудило меня совершить ошибку. Я снял колпачок со своей старой, верной ручки.

Непосвященные всегда подставляют для автографа внутреннюю сторону обложки, тогда как по правилам книгу нужно подписывать на второй странице справа, под фамилией автора, там, где указано «Алан Уорнер», чуть выше названия романа. Широко улыбаясь, сосед торжественно протянул мне книгу. Я прочел: «Алан Уорнер. Блюзовые гитарные соло без труда». Дорогой Читатель, это творение не выходило из-под моего пера.