Со всей любовью

Было утро прибытия премьер-министра. Пирс выбирал костюм, в котором п-м, предположительно, ожидает увидеть того, кто его встречает. Я наслаждалась моей утренней разминкой на «Наутилусе» и перемежала кряхтение полезными рекомендациями. «Как насчет твоего белого тропического шлема, милый? И травяной юбочки, которую тебе преподнесли на Тонге? Она будет отлично гармонировать с твоим крикетным галстуком. Тогда ты мог бы взять с собой Ангель с обручем из слоновой кости в носу и представить ее как свою туземную невесту».

Надо признаться, все это особого успеха не имело. Пирс был настроен поднять шум из-за запонок. Я сказала, что видела чертовы штуки здесь же, в ванной. «Вон там!» И когда указала «вон там», в спине у меня жутко хрустнуло. Боль была такая, что не вскрикнуть. У меня отвисла челюсть. Я окаменела. «Наутилус» поддерживал меня в прямом положении. Ты видела эти фигуры в Помпее, окаменевшие в момент какого-то действия, когда их засыпал вулканический пепел? Ну, такой была и я. Недвижимая, безголосая, в плену «Наутилуса». Я побулькала – на большее меня не хватило. Пирс нашел свои запонки и посмотрел на меня с недоумением. «Почему ты вдруг замолчала? – спросил он с некоторым раздражением. – Что-нибудь случилось?» Тут я обнаружила, что могу кое-чем шевельнуть. Шеей. Я кивнула и снова побулькала. И продолжала кивать. А потом обрела самую чуточку моего голоса. «Спина! – прошептала я. – Ее больше нет. Я парализована… до конца жизни».

Даже в тот момент у меня нашлось воображение, чтобы преувеличить.

Теперь я опишу тебе остальную часть кошмара. Каким-то чудом, дюйм за дюймом я высвободила себя из хватки «Наутилуса». И оказалась бугром на полу, вроде бы боком. Пирс решил, что легкий массаж – вот ответ на ситуацию. Ответ оказался неверным. Я взвыла. И тут явилась Тереса, наша прислуга, белая как полотно. Видимо, она вообразила, что наткнулась на сцену убийства. Но к ее величайшей чести Тереса свыклась с нашими странностями и не хлопнулась в обморок, не выбежала с воплями на улицу, взывая к Пресвятой Деве, Матери Иисуса. Она разобралась в ситуации и тут же сообразила, что надо делать. Осторожно развернула меня на спину, подложила мне под пятки книги, чтобы приподнять ступни и обеспечить спине более плоское положение, а затем подсунула мне под голову подушку. И самое главное – выгнала Пирса из ванной, будто забредшую туда курицу. «Женская работа», – объявила она. Это доставило мне первый миг радости, я обрела голос настолько, чтобы внести свою грошовую лепту: «Сделай что-нибудь полезное, Пирс. Встань на голову, или еще что-нибудь», – пролепетала я. Он удалился, возясь с запонками и бормоча что-то о премьер-министре.

Конечно, мне следовало бы предоставить это всецело ему. Он не нуждался в том, чтобы я его сопровождала. Но ты знаешь, как это бывает, когда вдруг поймешь, что пока еще не умираешь: тут же решаешь, что все в полном порядке – все прошло, не делай из этого истории, перестань обращаться со мной, как с калекой и, черт тебя возьми, ЗАТКНИСЬ! Пирсу следовало бы заткнуть меня в шкаф и запереть дверцу. Ничего подобного! Стоял с несчастным видом и поглядывал на часы, пока Тереса – терпеливо и бережно – меня одевала. Я твердо решила стоять на летном поле рядом с Пирсом, когда п-м выйдет из самолета: он же мой муж, поверенный в делах, и я намеревалась показать, что я его жена; а если испанское телевидение запечатлеет этот момент, то мне оставалось лишь надеяться, что в библиотеке Британского совета есть телек и сдобная булочка будет патриотически смотреть встречу ее п-м.

Я сумела спуститься по лестнице, сумела как влезть в машину, так и вылезти из нее. Я сумела пройти до самолета медленным, но ровным шагом. Прямой я была, как будто проглотила кочергу. Самолет прокатился по взлетной полосе и остановился. Важные персоны и их супруги сгрудились: медали, перчатки, шляпы, сумочки – совсем как у нашей дорогой королевы, вежливые покашливания, приглаживание волос на ветру, руки, сцепленные за спиной, фоторепортеры с нацеленными камерами. Пирс в первом ряду, чтобы, как того требует протокол, первым приветствовать высокого гостя, и рядом с ним – я. На дипломатической цирковой арене я редко испытываю гордость, но в ту минуту она меня переполняла. Я гордилась Пирсом и гордилась его положением. И не сомневалась, что теперь все будет хорошо. Маленькая младшая библиотекарша внезапно предстала полнейшим ничтожеством, пылинкой, которую бесследно сметет великий поток истории.