Собакин остановился у дерева и сначала обнюхал его, а потом прыснул на ствол, задрав заднюю ногу.
– Собакин, ну что за варварское желание обоссать весь город? – упрекнул я пса. – Красивый город на семи холмах, почти средневековый Багдад, ты родился где-то на его улицах, а норовишь его весь обоссать. Ты, Собакин, дикарь и невежа, – продолжал тихо возмущаться я. – Все хочешь пометить, показать, что это твое, чувство собственничества в тебе развито чересчур. Вот что, тебе легче от того, что ты на это дерево пописал? Это дерево как стояло, так и будет стоять, и к тебе оно никакого отношения не имеет.
Собакин закончил свое дело, с пренебрежением посмотрел на меня и потянул нас дальше.
Наконец мы добрели домой. Я чувствовал внутри своего организма беспокойство, которое подогревалось вай-фаем, и решился на небывалый поступок – посмотреть новости по телевизору. Я включил телевизор и отключил у себя в квартире кислород. Я сделал это собственными руками.
Я развалился на диване перед телевизором, Собакин развалился перед диваном, и мы начали смотреть новости. Выключенный вай-фай вызывал чувство обреченного спокойствия. Сначала было не по себе, но потом все как-то улеглось, и во внутренних органах наступила тишина. Хаос в голове тоже улегся, и все мозговые силы сфокусировались на одном – на новостях. А новости действительно были новые.
Все говорили о собачьем глюке, инфекционной киноцефалии, членовеках.
Первая новость – о конгрессе вирусологов и инфекционистов, интервью с моей сестрой, рассуждающей о вирусе, его заразности, клинических проявлениях и о неясных путях борьбы с ним. Ксения выглядела на экране эффектно, но больше походила на порнозвезду, чем на академика, о чем я тут же сообщил ей эсэмэской. Короткий ответ пришел очень быстро. Я ответ проигнорировал.
На экране проплыли все ебанаты с конгресса, и мельком показали меня, выступающего с трибуне.
– Видишь, Собакин, это я. Людям дело говорю, а они не очень врубаются.
Собакин тоже не врубался, а положил голову на лапы и мирно подремывал.
Дальше показали экстренное вечернее заседание Госдумы. Там разгорелись горячие споры о том, как бороться с эпидемией собачьего глюка, какие государственные меры принять, чтобы обуздать поганую болезнь.
Первым показали выступление председателя партии Демо-демократов, который начал буквально кричать с трибуны: «Все зло от собак! Развелось этих дармоедов куча! От них никакой пользы! Только ходят и гадят повсюду, везде собачье дерьмо, ссут везде!»
– Вот видишь, Собакин, в Госдуме депутатам тоже не нравится, что ты ссышь где ни попадя, – обратил я внимание Собакина на новости.
Но Собакин не был сильно впечатлен этими упреками государственного мужа.
Демо-демократ продолжил: «Я предлагаю переловить всех собак, из их шкур пошить шапки и шубы для малоимущих россиян, а мясо превратить в собачью тушенку и отправить в Китай!»
– Собакин, ты чувствуешь, куда ветер дует? – с тревогой сказал я, обращаясь к псу. Пес почувствовал опасность и сел, уставившись на меня своими собачьими глазами.
– Если ты, Собакин, не научишься гадить, как коты, в коробку, тебе пипец! Как я тебя буду скрывать от судебных приставов или кого они там назначат следить за собаками? Я не знаю, чего они так на вас взъелись. Может, из-за твоих сородичей, которые наркотики вынюхивают и их заработка лишают?
Собакин занервничал, потоптался на месте, присел, потом опять встал и полез ко мне мохнатой мордой.
– Отстань! Ты уже раз чихнул на меня, и видишь, что из этого вышло? Сиди и не дрейфь. Я тебя не сдам. Если, конечно же, ты меня совсем не достанешь.
Собакин с тяжелым вздохом лег на пол, прижавшись к дивану.
Вопрос, что делать с собаками, депутаты оставили открытым. Дальше они переключились на «Детей Диогена». Очень быстро эта организация была объявлена неконституционной, не партией, а стаей, а поскольку «Дети Диогена» считают себя собаками, то в предстоящих выборах им участвовать не разрешили, поскольку, по Конституции, в выборах могут участвовать только люди. А ветеринарной службе России было поручено разобраться, кто должен обеспечивать медицинское обслуживание этих субъектов.