Соб@чий глюк [litres]

Дальше ведущая программы переключилась на международные новости. Первой была Америка. Там люди не могли договориться ни о чем, кроме того, что публичная мастурбация есть признак демократии, и это делали все журналисты на всех главных телеканалах и в Интернете. Следуя демократическим традициям, Америка поделилась на три неравных лагеря. Первый лагерь – это правые, те, кто говорил, что мастурбировать можно только правой рукой и что мастурбация левой рукой есть извращение, отход от традиций и несет в себе опасность разрушения общества. Левые же утверждали абсолютно обратное – что мастурбация правой рукой есть признак отсталости и тупоголовости. Они призвали людей не здороваться с правыми за руку, потому что именно этой рукой правые мастурбируют. И была еще одна группа людей, самая маленькая – двурушники, те, кто не решил, какой рукой это делать, поэтому делал это то правой, то левой рукой. За их сердца и боролись и левые, и правые, потому что их голоса определяли результаты выборов. О собаках в Америке не говорили.

– Собакин, может, нам в Америку податься? Там тебя не тронут. Правда, яйца тут же отрежут.

При этих моих словах Собакин вскочил и ушел в другую комнату. «Патриот», – подумал я.

Дальше в новостях переключились на Ближний Восток. Там ситуация накалилась до предела, хотя не то чтобы там когда-либо в последние три тысячи лет было спокойно – там постоянно что-то происходит, народы, живущие на Ближнем Востоке, меняются, а обстановка – нет. Просто сковородка земли, кто туда задницей попадет, тот начинает очень беспокоиться. На этот раз ортодоксальные евреи нашли в Торе место, где говорилось: перед приходом Мессии на земли будут жить собакоголовые люди, то есть киноцефалы, или, по моему определению, членовеки. А отсюда родился призыв, что пришло время разрушить мечеть на Храмовой горе и восстановить храм. Этот призыв не мог остаться незамеченным у арабов, и начались разборки. Причем ортодоксы, заварившие эту кошерную кашу, в армии и полиции не служат, а отдуваться приходится всем остальным. В этой новости больше всего меня насторожило предсказание о собакоголовых людях.

Новости продолжали литься из телевизора, как из рога изобилия, они заполнили всю комнату, и в этом нескончаемом потоке нельзя было понять, где вранье, а где правда. И что есть правда? К чему отнести специально не сказанную новость? И где граница между высказанным личным мнением о событии и объективным фактом? Я горжусь тем, что у меня есть собственное мнение обо всем, и это мнение чаще всего не совпадает ни с чьим другим. Но раз оно не совпадает ни с чьим, мое мнение никому не интересно, потому что чужое мнение интересно людям только тогда, когда оно совпадает с их собственным. Поэтому я держу свое мнение при себе – это очень личное, как секс или деньги.

Я нажал кнопку на пульте, и телевизор погас. Вокруг наступила тишина и спокойствие. Я опять нажал кнопку, и поток чужой речи опять наполнил комнату. Дед Труша был прав. Что вы забыли в моем доме, почему вы так рветесь в мою квартиру? И главный вопрос: почему я все это смотрю? Я окончательно выключил телевизор.

Наверное, от одиночества. Перед телевизором хорошо засыпать. Спать действительно хочется, мозг от телевизора выключается.

Я слез с дивана и отправился в спальню, стараясь не расплескать сонливость слишком резкими движениями. В спальне рядом с моей стороной кровати, свернувшись в большой калач, спал Собакин. Я сбросил одежду и осторожно, чтобы не наступить на Собакина, подошел к кровати и откинул одеяло. Потом посмотрел на Светкину сторону. «Вот блядь», – незло подумал я неизвестно о чем.

Собакин, разбуженный этой мыслью, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня, а потом поднялся и сонно сел рядом. Я погладил его по мохнатой голове:

– Собакин, ты настоящий друг, хоть и чихнул на меня. Но это случается между друзьями. Я тебе вот что скажу. Я тебе никогда не разрешал этого делать, но сейчас говорю: давай запрыгивай в кровать. Ты заслуживаешь этого.

Я забрался под одеяло и похлопал рукой по одеялу около своего бедра:

– Иди сюда! Иди!

Собакин не мог поверить в такое счастье и начал топтаться в нерешительности.

– Давай, иди сюда! – опять позвал я его. Собакин прыгнул на кровать, я подвинулся ближе к середине, чтобы освободить ему побольше места, и потрепал пса по шее. Он стал неуклюже укладываться рядом, положив голову мне на живот.

Псу не разрешалось спать на кровати или диване – никогда и ни при каких обстоятельствах. Он, конечно же, тайком делал это и оставлял свои слюни на диванной обивке, за что получал нагоняй, но при мне никогда не нарушал правил.

– Собакин, это несправедливо, что люди так ополчились на собак, хотят всех отправить в Китай, обзывают друг друга собаками. Многие люди значительно хуже собак, а ты лучше, чем многие люди, которых я знаю. Ты человекообразная собака, ты как человек, у тебя глаза говорящие, разве что говорить не можешь.

– А если могу? Значит, найдем общий язык. Пойдем прогуляемся. Дело есть, очень важное.