Читаем Собачьи зубы, собачье сердце (СИ) полностью

— Я немного неуклюжая.

Шесть. Семь. Сколько у неё, блядь, ручек?!

— Совсем не смотрю под ноги. — Она сдувает с глаз мягкую чёлку, задевающую ресницы, и Рыжий чувствует её неуверенный взгляд. Зло косится в ответ и бурчит:

— Чего вытаращилась?

— Это ты… друг Хэ Тяня?

— Что?! — выпаливает он, чуть не выронив букет разноцветных ручек. Это было реально внезапно. — Что ты несёшь. Нет, я не друг этого уёбка.

— Прости, я… я видела вас и решила…

Она быстро облизывает губы, и Рыжий замечает, что волосы собраны на затылке в неряшливый хвост, так что несколько медовых прядей выпадают из-под резинки и касаются покрасневших щёк.

Что за день.

Он грубо суёт ей ручки. Замечает валяющуюся недалеко точилку и тянется за ней. Неловко сталкивается с её пальцами. Отдёргивает руку и резко поднимается. Мрачно смотрит в сторону. Она поднимается следом.

Говорит:

— Меня зовут Ван.

Рыжий хмурится. Подтягивает съезжающую лямку рюкзака на плечо и почему-то смущается. Отвечает негромко, глядя на бесконечный ряд железных шкафчиков:

— Да пофигу мне, как там тебя…

— Вот это манеры.

И этот голос шилом впивается в мозг. Рыжего почти коротит.

Он резко оборачивается одновременно с тем, как Ван поднимает взгляд ему за плечо.

«Даже темнота боится Чака Норриса» и Хэ Тянь стоят за его спиной. Оба. Хэ Тянь поднимает руку и снимает с носа очки. Судя по теням под его глазами и бледным заострившимся скулам, уёбку действительно жопа. Несмотря ни на что, на его лице появляется неживая, натянутая усмешка.

Рыжий смотрит на неё, как идиот.

— Это тебя, что ли, на прошлой неделе отпинали? — подаёт голос Йонг.

Приходится рывком перевести взгляд.

— Не твоего ума дела, мудень.

Йонг с коротким смешком поднимает руки в карикатурном «сдаюсь». Слегка наклоняется вбок и заискивающе улыбается Рыжему за спину.

— Хэ-эй, кто тут у нас. Привет, милашка.

Ван неуверенно здоровается в ответ.

Рыжий ещё несколько секунд сверлит сложным взглядом сложное выражение лица Хэ Тяня, а потом резко обходит его, задевая плечом. Как когда-то. Но на этот раз практически не чувствует сопротивления. Не чувствует отдачи. Сука, что с этим уёбком не так?

Школьный коридор летит навстречу.

С каждым злым шагом Рыжий повторяет про себя: иди нахуй. Иди нахуй. Просто иди нахуй.

7

В среду Хэ Тянь опять это делает.

Молча проходит мимо. И в Рыжем одно желание: догнать его, взять за волосы и ебануть лицом о своё колено. Пиздить, пока он не оживёт, не поднимет глаза, не ухмыльнётся, как ухмылялся раньше, широко, чтобы было видно кровавые зубы, и не скажет:

— У меня предложение.

Посмотрит своими пиздливыми глазами, оближет свои блядские губы, и скажет:

— Приготовишь мне ужин, а я от тебя отъебусь.

Но хера с два.

Хэ Тянь молча проходит мимо. Как будто он, сука, сдох.

8

Этот уёбок, как древесная тля, прожрал кору Рыжего, а теперь выедает его изнутри. И Рыжему уже надоело считать свои этапы. От яростного смирения («спасибо за одолжение, мудень, кому вообще нужно твоё сраное внимание») до спокойной злости («я просто добью его, чтоб не мучился»).

И если раньше он вообще не думал о нём, то теперь мысль о Хэ Тяне сидит в голове — тупо, — фоном.

Когда он говорит с матерью.

Когда отвечает сквозь зубы на уроке.

Когда заходит в кабинет Чжо и записывается на вечерний бой.

Когда замахивается и со всей дури вколачивает кулак в нос несчастному ублюдку Си, который после этого удара берёт у рефери пятнадцать секунд, чтобы прийти в себя. Когда орёт собравшаяся вокруг Клетки толпа сделавших ставки зевак, которым лишь бы поглазеть на уличный мордобой.

Когда смотрит на себя в отражении зеркала здоровенного лифта — Си, сучка, всё-таки крепко залепил ему пару раз, рана в углу губ снова открылась, а на скуле уже вспухла новая гематома, — щурясь от сияющих лампочек, натыканных здесь по всему потолку.

Что за мажористые приколы — чем ярче, тем пизже? Как, блин, попугаи.

Это единственное, о чём он себя спрашивает. Больше не задаётся никакими вопросами, ни одного вопроса в гудящей голове. Просто проходит по светлому коридору, останавливается, поднимает руку и стучит в дверь. Так стучит, чтобы все услышали.

Так стучит, чтобы не передумать. Я злой и страшный. БАХ-БАХ-БАХ.

И лёгкая паника нападает только в тот момент, когда щёлкает замок. Рыжий быстро берёт себя в руки, стискивает влажным кулаком подкладку куртки в кармане.

Думает раздражённо: успокойся, блядь.

Хэ Тянь удивлённо приподнимает брови. Скользит по нему быстрым, деревянным взглядом, у него осунувшееся бледное лицо. А Рыжий — злой и страшный. Он немного на взводе. Хмурит рожу в ответ.

И оба молчат.

Рыжий сильно сжимает губы, поднимает подбородок. И прежде чем успевает хоть что-то сказать, Хэ Тянь отступает, пропуская Рыжего в квартиру.

Просто бросает открытой дверь, идёт в глубину комнаты. Рыжий заходит следом, потому что, что он, дебил — прийти и стоять на пороге?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айседора Дункан. Модерн на босу ногу
Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Перед вами лучшая на сегодняшний день биография величайшей танцовщицы ХХ века. Книга о жизни и творчестве Айседоры Дункан, написанная Ю. Андреевой в 2013 году, получила несколько литературных премий и на долгое время стала основной темой для обсуждения среди знатоков искусства. Для этого издания автор существенно дополнила историю «жрицы танца», уделив особое внимание годам ее юности.Ярчайшая из комет, посетивших землю на рубеже XIX – начала XX в., основательница танца модерн, самая эксцентричная женщина своего времени. Что сделало ее такой? Как ей удалось пережить смерть двоих детей? Как из скромной воспитанницы балетного училища она превратилась в гетеру, танцующую босиком в казино Чикаго? Ответы вы найдете на страницах биографии Айседоры Дункан, женщины, сказавшей однажды: «Только гений может стать достойным моего тела!» – и вскоре вышедшей замуж за Сергея Есенина.

Юлия Игоревна Андреева

Музыка / Прочее