Мне удалось до рассвета незаметно выскользнуть из покоев князя и вернуться утром как ни в чем не бывало, когда вокруг постели больного опять суетились люди. Вчерашняя попытка поужинать вместе со всеми сегодня отозвалась такой головной болью, что мастер Лелуш пообещал самолично привязать знатного пациента к постели, если он еще раз встанет до конца недели.
Он еще выговаривал Витолду за самоуправство, когда дверь распахнулась от мощного толчка.
– Витко!
Заступить дорогу ворвавшемуся в комнату молодому незнакомцу я не успела, и он, налетев, как ураган, стиснул моего подопечного в объятиях. Поскольку князь сидел на постели, они просто повалились на нее, обнимая, тормоша, толкая друг друга, и начали шутливую драку.
Вернее, попытались начать – поморщившись от боли, Витолд освободился от гостя:
– Тодор! Осторожнее! Рука!
– Что? – Гость выпрямился. – Ты ранен? Где? Как?
– А ты не знаешь?
– Ну, отец мне рассказывал. – Чуть вытянутое лицо молодого мужчины, возраст которого не прятала даже небольшая бородка, выражало искреннее огорчение. – Но я не думал, что все так серьезно!
Они сели рядом.
– Тодор, – князь рассматривал гостя с улыбкой, – ты когда приехал?
– Сегодня утром. Только что!
– Я так рад!
– А я как рад! Стоило мне ненадолго отлучиться, как ты опять во что-то влип! Что на этот раз?
– То же и там же, – отмахнулся Витолд и повернулся ко мне: – Это – Тодор Хаш, мой друг детства. Мы практически выросли вместе. Его отец – мой воспитатель Генрих Хаш… Тодор, я так тебе рад, – повторил он. – Позволь представить тебе моего телохранителя Дайну Брыльскую, из старого шляхетского рода. Она уже два… нет, три раза спасла мне жизнь! Необыкновенная женщина!
Он произнес это таким тоном, что я неожиданно застеснялась от похвалы. Но означенный Тодор Хаш смерил меня взглядом, до странности делавшим его похожим на отца.
– Да, но она же… – взгляд указал на отсутствующую ногу.
– Я же говорю – необыкновенная! А как она владеет мечом! Тебе, думаю, есть чему у нее поучиться!.. Тодор тоже воевал, – добавил Витолд уже для меня, – в коннице. Я забыл спросить – а вы, Дайна?
– Пехота, – буркнула я. Симпатии к сыну милсдаря Генриха умерли. Конница недолюбливала пехотинцев, а мы, соответственно, всадников. Оба рода войск в сражениях действовали вместе, но за глаза обливали друг друга презрением. Лордики, чистоплюи, избалованные богатеи, рыцарята – вот далеко не полный перечень прозвищ, которыми мы награждали кавалерию, а взамен считаясь быдлом, скотом и просто «мясом».
Наши взгляды встретились – и все встало на свои места. Этот мужчина еще мог бы уважать женщину – но этот же рыцарь никогда не стал бы уважать пехотинца. Я для Тодора Хаша вмиг сделалась пустым местом.
– Я до бесов рад, что все так хорошо закончилось! – отвернувшись от телохранителя, заговорил он как ни в чем не бывало. – Выздоравливай поскорее, а то ведь знаешь, кто собирается приехать? Ярослава!
– Вот как? – встрепенулся князь и мгновенно перестал улыбаться. – В самом деле?
– Ну да! А ты не рад?
– Рад, конечно… А… где она?
Мне показалось, или Витолд бросил на дверь затравленный взгляд?
– Нет, не здесь, – рассмеялся Тодор Хаш. – Они с отцом на днях вернулись домой. Думаешь, почему я задержался и не прибыл в замок еще вчера? Мы случайно столкнулись на дороге, когда они с отцом объезжали свои земли – осматривали, что и как тут изменилось за время войны. Ну, пригласили к себе. Не отказываться же! – Он подмигнул приятелю и шутливо толкнул того локтем в бок.
– Ох… И когда ее ждать?
– Через несколько дней. Им надо отдохнуть с дороги, разобраться с делами, заново собраться в дорогу. Но они могли бы тебя пригласить в гости…
– Ох, нет! Я, – князь нервно облизал губы, – сейчас не могу! Я с лестницы упал, и целитель рекомендовал мне постельный режим…
– Держу пари, что стоит мне передать эти слова панне Ярославе, и она примчится сюда в тот же час, даже не переодев платья! – захохотал Тодор Хаш.
Витолд вдруг бросил на меня быстрый взгляд:
– Дайна, вы не могли бы ненадолго оставить нас одних? В присутствии Тодора мне ничего не угрожает, поверьте!
– Да-да, оставьте нас одних! – добавил Тодор, сопроводив свои слова резким взмахом руки в сторону двери.
Вот так! Опять со мной обращаются, как с собакой! Но вообще кто я такая? Просто телохранитель, честно выполняющий свою работу. Что мне оставалось делать? Коротко отдала салют, развернулась на деревяшке и ушла.
Не знаю почему, но настроение оказалось испорчено напрочь. И не только из-за того, что меня выставил за дверь «рыцарёнок». Вспомнились странные взгляды Витолда, когда его приятель заговорил про эту неведомую мне панну Ярославу. Она княгиня или шляхтенка? В родстве с князьями Пустопольскими или нет? Не все ли равно? Важнее другое – она наверняка невеста моего подопечного, но бегающие глазки и явное смущение подсказывали, что князь не в восторге от перспективы стать женатым. Как, впрочем, и большинство знакомых мне мужчин. В пехоте много говорили про женщин, даже не особо стесняясь присутствия одной из них. Многие пехотинцы оставили дома жен и детей, но это не мешало им относиться к другим женщинам как к говорящим вещам – попользовался и бросил. Интересно, а что думает по этому поводу сам Витолд?
Впрочем, почему это меня должно волновать? Не на мне же он собрался жениться!
В поисках утешения ушла куда подальше. Выбралась из замка, свернула в уже знакомый закуток, где никто не мог помешать немного отвлечься…
И поняла, что сегодня поупражняться не получится, ибо мое местечко заняли.
Девочка сидела на полешке, обхватив колени руками, и казалась такой несчастной, что я напрочь забыла о своих собственных проблемах. Тихо подошла, пристроилась рядом.
– Что случилось?
Агнешка судорожно, со всхлипом вздохнула:
– Он приехал…
– Кто? – спросила я, уже догадываясь об ответе.
– Тодор.
– А он тебе не нравится?
– Терпеть его не могу! Он вредный! И злой!
– С чего ты взяла? По-моему, он искренне любит твоего брата, – я вспомнила двух хохочущих мужчин, сжимающих друг друга в дружеских объятиях.
– Витолда? Его все любят, он хороший и добрый, – улыбнулась девочка. – Мой папа погиб на войне. Он ушел воевать, когда я только-только родилась, я его и не помню совсем, хотя маме вру, что помню, как он брал меня на руки. Витолд меня вырастил. Он меня на плечах катал, как на лошадке, когда я была маленькой. Играл со мной. В студию пускал, – она вздохнула. – Однажды я ему там что-то разбила, а он не рассердился.
– Что разбила?
– Статуэтку. Я маленькая была… А он все равно меня пускал в студию. Это в другом доме было, где мы жили во время войны. И здесь тоже, когда вернулись. А Тодор совсем не такой. Он любит только себя, хотя называет меня своей маленькой леди. Я его боюсь.
– Не бойся! – сказала я. – Все будет хорошо.
– Правда? – Девочка подняла ясные глаза. – Слушай, а ты мне нравишься!
Ее непосредственность вызывала лишь улыбку. До сегодняшнего момента как-то не приходилось мне разговаривать с детьми – сестренки не в счет, да и давно это было. Дети войны – маленькие забитые озлобыши, забывшие, как надо смеяться. Они вызывали жалость, гнев, а иногда и презрение. Дети после войны вслед за родителями презирали и жалели уже меня – с одной-то ногой. Я давно не видела таких детей – чистых, восторженных. Каким-то образом война, перепахавшая мою жизнь и испортившая судьбы многих и многих, обошла девочку стороной. Где она жила?
– Где вы жили, пока не вернулись в этот замок?
– Далеко, – пожала плечами Агнешка. – У маминых дальних родственников. Папа отправил нас – маму, меня и брата – подальше от войны. Там было хорошо, – она испустила мечтательный вздох. – Лес, озеро, горы…
– Вы жили в горах?
– Не-а. Горы были вдалеке, за деревьями. Такие сине-зеленые. До них нужно было два или три дня пешком идти.
Предгорья… Далеко они забрались.
– А почему с вами поехал его сиятельство? Он же не маленький мальчик…
– Мама сказала, что нас должен был кто-то защищать! Так решил папа.
– И что же, вас действительно некому было защитить?
– Конечно нет! Все же воевать ушли. Там только несколько человек оставалось, в смысле, из стражи. И Витолд. А как война закончилась, мы сюда вернулись.
– А милсдарь Генрих Хаш? – вспомнила я графского воспитателя. – Он где был?
– На войне, где же еще? А расскажи про войну?
Глаза ребенка горели ярким огнем. Девочка в самом деле не знала, что такое война, и мне было жаль ее разочаровывать.
– Это не самое худшее, что может случиться, но… Знаешь, мне не хочется об этом говорить.
– Это потому, что там убивают, да? – посерьезнела девчушка.
– Убивают, – кивнула я. – И ты тоже убиваешь.
– А как это? – Она вцепилась мне в руку всеми десятью пальцами.
– Страшно, – помолчав, призналась я. – Особенно в первый раз.
– А это страшнее пауков? – выдохнула Агнешка.
– Нет, – призналась честно. – Я пауков не боюсь. Совсем.
На меня таращились, как на пришельца из иного мира. Как же! Она не боится пауков!
– А ты оборотней боишься? – неожиданно прозвучал вопрос.
– Что? Каких оборотней?
– А вот таких! Ты никому не скажешь?
– Честное-благородное! – вспомнила я детскую клятву.
– Возле замка бродит оборотень!
– Откуда ты взяла?
Агнешка воровато оглянулась по сторонам, поманила меня пальцем и страшным голосом доложила:
– Я подслушивала.
– Ого!
Я покачала головой. Как ни странно, эта новость объясняла появление в замке двух «ястребов» – с оборотнем абы кто не справится. Правда, насколько я успела узнать, тут неподалеку находилось одно из Гнезд ордена Орла. Можно было бы послать гонца туда. Почему этого не сделали? Впрочем, меня это не должно волновать – не оборотень же пытался убить Витолда из арбалета! И не он бил его чем-то тяжелым по голове. Но над этим тоже стоило подумать.