Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Неотъемлемой и весьма приятной особенностью нашей базы, притом одной из самых красивых, была девушка Мааян, задачей которой было контролировать настроение солдат и не допускать душевных срывов. Например, перед выходом на операцию она писала бойцам, которые в ней участвовали, теплые открытки, оставляла на подушках шоколадки. С ней мы всегда могли поговорить, спросить совета. Скажете, все это мелочи? Категорически нет. Настроение военнослужащих часто имеет решающее значение при проведении боевой операции. И роль Мааян трудно переоценить. Часто возможность высказаться, отвести душу в конечном итоге важнее, чем несколько марш-бросков для поддержания физической формы.

Каждое утро и каждый вечер любой солдат-кинолог шел к своей собаке и выгуливал ее. Клетки с собаками находились выше жилых комнат, на горе. И оттуда открывался очень красивый вид. С одной стороны зеленеет лес, в котором мы часто проводим свои тренировки. С другой стороны находятся караваны, где тренируются солдаты, приехавшие с базы Пелес после курса молодого бойца и проходящие курс спецподготовки. Чуть дальше живут ребята, которые проходят первую часть кинологического курса, а еще дальше — те, кто осваивает вторую часть. А вот и родные комнаты! Там находятся бойцы, которые ходят на боевые операции. Это сердце базы, отделенное забором от остальной ее части. А посередине стоят огромные контейнеры, в которых аккуратно сложено все наше обмундирование.

Один из бойцов «Окец» на вечерней прогулке со своей собакой. Самые счастливые моменты службы

Больше всего я любил именно вечерние прогулки с собакой. Вот уже на базе включилось освещение, и становится как-то уютней. Возле собачьих клеток суета. Кто-то спрашивает: «А ты идешь гулять с Тальей?» Конечно же иду! Иначе зачем я сюда пришел?! Открываю клетку, надеваю на ошейник поводок и вывожу свою собаку. Приятный прохладный ветерок теребит волосы, ты машинально проверяешь наличие пластмассового совка для собачьих экскрементов у себя на поясе и сопровождаешь своего верного друга по привычному для нас двоих маршруту.

Когда собака приболела, она спала в комнате с солдатом, иногда забираясь на его кровать. С другом нужно делиться всем, даже кроватью

Во время прогулки начинаешь с собакой разговаривать, отлично зная, что она тебя понимает: «Талья, как я сегодня устал! Прямо ног не чувствую». А мой верный друг шевелит ушами и сочувственно смотрит на меня своими умными карими глазами, слегка наклонив голову. «Талья, тебе нравится эта погода?» — спрашиваю я, и собачья пасть расплывается в улыбке. Потом мы садимся на траву. Я начинаю вычесывать Талью, а она смотрит либо на меня, либо вдаль. В такие моменты порой кажется, что мой четвероногий друг меня не понимает, а думает о чем-то своем, собачьем. Но, конечно же, это не так.

Теперь вы понимаете, почему в начале главы я назвал Окец своим домом. Я там, и говорю это совершенно искренне, провел лучшие в своей жизни полтора года…

Эритрейские беженцы

Евреи, которым привелось пережить Холокост и Вторую мировую войну в целом, навсегда запомнили это ужасное время. Многие из них тогда лишились родных и близких, потеряли здоровье — физическое и особенно душевное. У большинства не было детства. И у всех осталась в душе огромная кровоточащая рана, с которой они переехали в Израиль и так и жили с незаживающей раной всю жизнь. И эту огромную душевную боль, эти страшные, леденящие кровь воспоминания они передали следующему поколению. Просто не могли не передать. Ведь вся боль, все невыносимые страдания и ужас остались в памяти навсегда. Кровоточила, не заживая, каждая клеточка их организма. Матери передавали свои мучительные воспоминания с грудным молоком, отцы и деды — через свои взгляды с навсегда застывшим в глазах отчаянием. А второе поколение передало третьему…