Собачий архипелаг

Каждая группа рыбаков несла на плечах алтарь, весом не уступающий библейскому, и процессия с торжественной медлительностью следовала по улочкам города, направляясь в гавань. Священник совершал там молебен, окропляя суда святой водой, после чего шествие в том же неторопливо-благочестивом ритме, с молитвами, совершало обратный путь до церкви под грохот утомленного оркестра, звучавшего все фальшивее, во-первых, из-за усталости музыкантов, а во-вторых, из-за многочисленных стопок вина, подносимых им во время каждой остановки.

По возвращении процессии в церковь алтари водружались на место в прохладную тень своих ниш до следующего года, и начиналось торжественное богослужение. Толпа не могла поместиться в церкви, и многие оставались снаружи, на площади, где в тот день яблоку негде было упасть.

Вечером на смену христианскому торжеству приходило языческое пиршество. Гавань освещалась бумажными фонариками, которые порой загорались и улетали в черное, как бархат, небо лоскутами пламени, на краткий миг вспыхивая маленькими факелами и рассыпаясь золотой пылью, меркнувшей перед величием звезд, дружелюбных, вечных и задумчивых, которая потом сливалась с ними и умирала.

Там же, в порту, были накрыты большие столы – обычные доски, положенные на козлы, и каждый островитянин приносил снедь: вино, оливки, консервированные каперсы, марципановые фрукты, козлятину и свинину, копченую или соленую, медовые пироги с кремовой начинкой, фисташковые десерты и ликеры, лимонные и апельсиновые. Пили, ели, громко смеялись, а под звуки мини-оркестра, составленного из музыкантов, выживших после торжественного шествия, даже танцевали, разгоряченные виноградной водкой. Веселье продолжалось до зари.

И по сей день многие рыбаки считали для себя обязательным присутствие на «мессе тунца». Но ей уже не предшествовала торжественная процессия. И пышного праздника после нее тоже не устраивали. Так, скромное угощение для немногих верных традициям рыбаков. Правда, все в том же порту. Одного большого стола вполне хватало. Приходили только мужчины, их жены в празднике больше не участвовали, а уж дети тем более. Пили больше, чем ели, и все заканчивалось заурядной попойкой, отупением, головной болью и возобновившимися ссорами.

На мессе всегда присутствовал городской совет во главе с Мэром, который каждый раз, умирая со скуки, спрашивал себя, зачем он сюда приперся. Кроме них была еще горстка стариков, чувствовавших, что час расплаты за грехи близок, и возможно, им лучше действовать по правилам. В конечном счете никто ничего не знает. Вдруг это поможет, да еще и бесплатно.

Жилище священника размерами походило на кукольный домик, и мало-помалу Кюре начал переселяться в церковь, по мере того как она очищалась от прихожан. Вооружившись терпением и настойчивостью, он постепенно сделал из церкви обширную пристройку к своему дому, что-то вроде ангара, в котором он годами восстанавливал корпус корабля, налетевшего на окаймлявшие остров скалы. Кюре кропотливо собирал обломки и целое лето переправлял их к себе, одалживая то у одного, то у другого соседа ручную тележку или тачку.

Этот парусник, воссоздаваемый неловкими руками, производил трогательное и странное впечатление. При виде огромного судна, истерзанного, ощетинившегося обломками мачт, – этой гигантской неподвижной массы, подавлявшей все вокруг, каждый невольно спрашивал себя: что это – разбитый корабль принесли в церковь или, наоборот, церковь построили для сохранения величественных останков то ли корабля-призрака, то ли погребальной ладьи Осириса, то ли лодки Харона?

В церкви остались, правда, исповедальня и с десяток скамей, соседствовавших с коробками и старыми ульями, на которых тоже можно было сидеть и слушать мессы.

Службы проводились на диво кратко, без проволочек, и только Мэр еще мог считать их чрезмерно длинными. Кюре не стал ждать созыва очередного святейшего собора, чтобы внести изменения в литургическое богослужение: после наскоро прочитанной «Отче наш» он не медля переходил к проповеди, которая в целом отнимала у него несколько минут, и за это время, под любовное жужжание пчел, он успевал посвятить паству в новости о своей пасеке, поговорить о погоде, кое-что вспомнить из семинарской жизни на материке, а в заключение делал несколько объявлений, о которых его просили прихожане.

Желудок Кюре давно уже не воспринимал кислоты евхаристического вина, а облатки немилосердно липли к зубным протезам, поэтому три года назад он решил упразднить причастие. Но он неустанно самостоятельно проводил сбор пожертвований, записывая в блокнотик, кто и сколько ему должен, и не забывая к концу года напомнить некоторым об их скупости. Церемония обычно заканчивалась поспешным благословением паствы и «Ангельским приветствием» Девы Марии, которая считалась на острове главным божеством воды, морских глубин и ветров.