Собачий архипелаг

Сейчас Мэру нужно было успокоиться. И, как ни странно, он был спокоен, хотя обычно нервничал по любому поводу. Спокоен до такой степени, что даже испугался, не умирает ли он? Он приложил руку к груди. Сердце билось. Несколько секунд Мэр держал ладонь прижатой к рубашке, пока не ощутил равномерные, слишком частые толчки. У него сложилось впечатление, что внутри, в нескольких сантиметрах от поверхности кожи, затаился живой зверек.

Мэр взглянул на часы. Оставался еще час до того, как ему предстояло присоединиться в порту к рыбакам. Будучи мэром, да к тому же и главным промысловиком на острове, он был просто обязан принять участие в празднике. Ровно час, чтобы найти способ переложить бомбу в руки сумасшедшего, который ее сотворил. Эту ли бомбу или другую. В конце концов, самое главное сейчас – помешать Учителю навредить им, островитянам. Мэр прекрасно понимал, что, если этот экзальтированный идиот насторожит власти, прежней жизни на острове не будет, не говоря уж о проекте талассоцентра, который так и останется на бумаге, превратившись в несбывшуюся мечту. Времени раздумывать над тем, как именно это сделать, не осталось. Главное – действовать эффективно. Учителя нужно было надежно нейтрализовать.

Взгляд Мэра упал на рюмки из-под анисовой водки. На дне одной из них большая любопытная муха теперь лежала на спинке, приклеившись каплями алкоголя. Выставив толстенькое фиолетовое брюшко, она слегка подергивала лапкой. Муха умирала. Лапка ее с каждой секундой шевелилась все слабее. Мэр не мог оторвать от нее взгляда. Вскоре насекомое перестало двигаться, навеки обретя покой в своем полупрозрачном, слишком большом гробу.

XV

Большинство людей и не подозревают, что у них есть темная половина, а между тем она есть у каждого. Чаще всего она проявляется в чрезвычайных обстоятельствах: во время войн, голода, стихийных бедствий, революций, геноцида. И когда люди замечают ее присутствие впервые, в тайном убежище своей совести, приходят в ужас и содрогаются.

С этим столкнулся и Мэр. Но он не открыл в себе ничего такого, о чем бы не догадывался заранее. Зачем себя обманывать? Он уже не ребенок. Пришлось признать очевидное: иногда стоит пройти через мглу ночи, чтобы вновь ощутить свет рождающегося дня. Но Мэр не был ни чудовищем, ни всемогущим волшебником, да и кто из людей по-настоящему всемогущ?

Он вспомнил деда, в юности отправленного на фронт и вернувшегося без руки и с поврежденными легкими. Дни он проводил сидя на стуле в кухне, возле окна. Единственным его занятием было смотреть на Бро и кормить птиц хлебными крошками, которые он рассыпал на подоконнике. Наиболее оголодавшие или глупые заканчивали жизнь на вертеле. Дед любил поджаривать их на углях: ощипанных, натертых чесноком и смазанных подсолнечным маслом.

Мэр помнил, как старик ел птиц с потрохами, и их мелкие косточки только похрустывали у него на зубах, на редкость красивых и белых.

Он вернулся с войны раненым, но вернулся. Один из немногих в городке. Большинство остальных погибли. Бунтовщики. Луженые глотки. В основном анархисты и идеалисты, которых случай свел вместе, восставшие против своих командиров, против войны, против нелепости этого вооруженного конфликта, продлившегося больше трех лет и принесшего миллионы жертв. Офицеры увидели в непокорности солдат недобрый знак. Однако недовольных оказалось слишком много, чтобы их судить или расстреливать. Рискованно было сеять в других, еще лояльных к ним головах, семена мятежа. Поэтому решили послать бунтовщиков отбить одну высоту, что было и бесполезным, и безнадежным делом. Этот холм не представлял стратегического интереса, и вражеские орудия могли преспокойно вести оттуда огонь картечью или бомбить противника без малейшего для себя ущерба. По сути, бунтовщиков отправили совершить самоубийство. Начальство предпочло послать их на верную смерть, чтобы и дальше вести войну без всяких потрясений и продолжить чудовищную деятельность по массовому уничтожению людей, настоящей тайной целью которой было стремление перекроить карту мира и определить сферы влияния крупнейших держав на заре нового века. Да и что могла значить для этих стратегов жизнь нескольких сотен солдат, даже если те и говорили, и думали правильно?

Такова политика. Грязное дело. Вне морали. Некоторые предпочитают всю жизнь оставаться чистыми, но другие берут на себя это бремя и пачкают руки. Нужны и те, и другие, даже если первых уважают, а вторых ненавидят. Уж, конечно, остров – это не весь земной шар, и сейчас – не война. Но мэр – тоже в своем роде командир, он несет ответственность за своих людей, обеспечивает их безопасность, зная, что для этого, если потребуется, он пройдет по грязи и пожертвует безвинными.