Сириус только неопределённо повёл плечом. По-видимому, его не слишком впечатлял загадочный Тёмный Лорд, или же Блэк просто хотел выглядеть крутым и бесстрашным. В любом случае, война уже стояла на пороге, и в силах Волдеморта сомневаться не приходилось. За ним стояло столько древних и неприлично богатых родов, что становилось жутко. Вся эта чистокровная масса людей, мечтающих о полном подчинении маглов и об искоренении «грязнокровок», не собиралась сдавать назад.
Розье не очень хотелось делиться тем, что произошло этой ночью, но она вполне понимала необходимость сделать это. Ей просто не хотелось видеть на лицах дорогих ей людей смесь жалости к ней, как к человеку, и радости за маленькую победу светлой стороны. Вот он — момент, когда Оливия чётко ощутила себя чужой среди друзей. Для неё не существовало больше ни чёрного, ни белого. Всё было покрыто матовым серым, будто слоями пыли. Смерти обеих половин разделившегося мира в любом случае станут для неё болезненными ударами. Но каждая сторона упорно диктовала: ты должна выбрать. Сражайся или умри, гордись своим наследием или похорони его под пеплом пожара, оплакивай родных или возрадуйся гибели врагов.
Выбирай.
Но выбрать было невозможно, и Оливия продолжала шатко балансировать на тонком канате над пропастью непонимания. Может быть, Сириус бы понял. Он был единственным здесь, кроме неё, чья семья поддерживала Тёмного Лорда, но… Блэк настолько их ненавидел, что Оливия сомневалась в хоть какой-то поддержке с его стороны. У них уже случались ссоры на этой почве, потому что Сириус в упор отказывался увидеть в Пожирателях простых людей, пусть даже его родной брат был одним из них. Ему было куда проще забыть его, отказаться от уз родства, чем попытаться понять.
Ещё была Лили, которая отвернулась от Снейпа, когда стало ясно, что тот прочно связался с тёмной магией. Никто из них не был в шкуре Оливии, никто не поймёт её чувств. Если бы только Блэка не выгнали из дома, а его мать не была такой властной и злобной, посмотрела бы тогда на него Розье! Как бы его душу терзали тяжкие муки, заставляя разрываться на части. Если бы он только любил их… Хотя Оливия не слишком верила в его безразличие. Но отчего-то Блэк всё равно сделал свой выбор без колебаний. Для него больше не существовало ни Регулуса, ни Вальбурги, ни остальных его родственников. Оливия не могла быть такой же сильной. Она любила.
— Прошлой ночью моего брата сильно ранили, — выдохнула она наконец, собравшись с мыслями. — Он был на каком-то задании от… Сами-знаете-кого. Я думаю, Эван может умереть.
Повисла густая тишина, в которой отчётливо раздался чей-то вздох. Никто не решался сказать хоть что-нибудь, они даже избегали смотреть на Оливию. Все, кроме Сириуса. Он молча приобнял её, хотя его брови нахмурились, а челюсть напряглась, руки всё же оставались нежными с плечами девушки. Уткнувшись носом в его твёрдую грудь, Розье подавила порыв всхлипнуть. Ощущение страха, сжирающего её ночью, вернулось всего на секунду, а потом растворилось в лёгком поглаживании ладони Сириуса по её спине.
— Мне так жаль, милая, — тихо проговорила Лили, наклонившись к ней и взяв её руки в свои. Становилось всё труднее не расплакаться. — Это просто ужасно. Как же я ненавижу войну! — вдруг воскликнула она с чувством. Оливия быстро стёрла крошечную слезинку, скользнувшую по щеке. Она не могла не согласиться с Эванс.
— Его ранил какой-то Грюм, не помню его имя, — зачем-то добавила Розье. Ей хотелось говорить, лишь бы в воздухе не висела эта выразительная тишина. Никто, кроме Лили, не пожелал выразить сочувствия.
— Да ладно?! — вскрикнул Джеймс, едва не подпрыгивая на месте. — Аластор Грюм? — Оливия кивнула, вспомнив теперь, что Долохов называл его именно так. — Чёрт возьми! Это же первоклассный мракоборец, я слышал о нём от отца. Даже в министерстве его побаиваются. Он просто машина для убийств!
Лили с силой двинула ему локтем под рёбра, от чего изо рта Джеймса вырвался вздох. Оливия почувствовала себя так, словно из её груди вынули сердце и разрезали его острым лезвием на куски. Мысль о смерти брата была для неё невыносимой. Когда она произнесла это вслух несколькими минутами ранее, такой исход не казался чем-то реальным, скорее, просто вероятность, в которую она до конца не верила. А вот слова Джеймса сделали ей по-настоящему больно. Слышать подтверждение своим страхам от кого-то другого всегда особенно неприятно. Поттер уже пробубнил невнятные извинения, но они ничего не поменяли, конечно.