Сегодня, в день приезда доктора, мальчишка сопротивлялся больше, чем накануне. Он принялся ныть, говоря, что спать в отдельной комнате ему очень страшно, мотивируя это самой примитивной фантазией: явно что-то услышав в доме Ласкиных, он утверждал, что под окнами может появиться призрак убитого генерала.
Варвара Сергеевна понимала, что теперь на первое место в подсознании Жоры вырвалась ревность к доктору, но бороться с ней, только-только наладив контакт с ребенком, не сочла нужным.
Даже бутылка любимого «Киндзмараули», дожидавшаяся вместе с Валерой на круглом столе террасы, не перевесила в ней желания прервать начатую работу. В конце концов, соперничество между взрослым мужчиной и напуганным, брошенным матерью мальчишкой, было неравным.
– Что было с Лаврентием после того, как он сбежал от тех двух придурков? – натянув одеяло по шею, мальчик выпростал из-под него ручонку и нетерпеливо схватил Варвару Сергеевну за запястье.
– Сейчас расскажу, но обещай без капризов уснуть.
– Как можно такое обещать?! – искренне удивился он. – Я могу только не мешать тебе обсуждать меня с твоим дядей Валерой.
– С чего ты взял, что мы тебя обсуждаем? – в который раз поразилась она его проницательности.
– Понимаешь, – задумался Жора, – с дядей Сережей ты все время улыбаешься, даже когда на меня злишься. Я ему не мешаю. А дядя Валера делает тебя грустной. Это из-за меня?
– Нет, – солгала Самоварова.
– Да, – упрямо сказал мальчик. – Ты выглядишь старой, когда говоришь с дядей Валерой, и молодой, как на фото у нас с мамой в комнате, когда говоришь со своим Черкасовым…
– С Никитиным, – машинально поправила Варвара Сергеевна. – Подрастешь – поймешь, – вздохнула она. – Когда люди не живут одним домом, не дышат каждый день одним воздухом, улыбаться проще, чем что-то вместе строить. Большая совместная работа требует сил. Работа, ответственность и цели делают нас сильнее, но старше.
– А что вы строите с дядей Валерой?
– Что строим? Что строим… Наш отдельный, являющийся частью целого, мир.
– У нас с мамой тоже был отдельный мир! – Голос мальчика дрогнул, и, убрав с запястья Самоваровой руку, он спрятал ее под одеялом.
– Ваш с мамой мир никуда не делся. Просто сейчас ты расширяешь его границы и добавляешь в него новых, интересных героев.
13
Лаврентий бежал до тех пор, пока его не оставили силы.
Когда хрипы, рвущиеся изнутри, уже перекрыли дыхание, а из пасти обильно сочилась на лету превращавшаяся в пену слюна, он рухнул на теплые мелкие камни и забылся недолгим сном.
Во сне летали по саду игривые бабочки, а его глупый брат, встав на задние лапы, ловил их сачком и тут же выпускал обратно.
Где-то вдали завыла сирена «Скорой», Лаврентий очнулся и, с трудом поднявшись, встал.
Прямо перед ним раскинулось сине-зеленое, постоянно движущееся бескрайнее пространство.
Осторожно подкравшись к его краю, Лаврентий лизнул то, из чего оно состояло, – это была необычная на вкус соленая вода.
Необъятное и хмурое, с пенными, тающими на глазах островками пространство было опасным, и вместе с тем его величие притягивало к себе посильнее доброго куска мяса.
Повертев грязной мордашкой, Лаврентий увидел слева вдали высокий, огороженный досками по краям небольшой заброшенный причал – этой маленькой смотровой площадкой заканчивалась небольшая безлюдная набережная вдоль дикого пляжа.
Отскакивая от лизавшей лапы соленой воды, он добрел до причала и обнаружил в нем лаз – между сваями, забитыми поперек подгнивших досок, зияла небольшая дыра.
Усталость была сильнее страха, и Лаврентий, недолго думая, сунул голову внутрь.
В нос ударил резкий и едкий запах.
Без труда протиснувшись ближе к середине, он наткнулся на что-то большое и теплое – послышался грозный раскатистый рык.
Из темноты яростно блеснули два огонька.
– Ты кто?! – хрипло и страшно спросил их обладатель.
– Лаврентий.
– Вали отсюда, придурок, пока цел.
– Мне некуда, – честно признался он.
Его глаза быстро привыкли к темноте, и он разглядел в опасной близости облезлую, вытянутую, белую, с черным растекшимся пятном вокруг глаз, морду.
– Я сказала, вали отсюда, салага, да побыстрее. Скоро придет моя стая, и тебе не поздоровится.
Эта немолодая сука чем-то напомнила Лаврентию его бабульку в те моменты, когда та хрипло и яростно ругалась с очкастыми людьми из телевизора.
– Можно я тоже буду твоей стаей? – Поджав под себя передние лапы, он уложил морду на сырой песок, не без хитрости демонстрируя хозяйке полное подчинение.
– А жратву ты умеешь добывать? – скалилась на него из темноты пасть с желтоватыми, сточенными временем и жесткой пищей клыками.
– Нет, – честно признался Лаврентий.
Сука издала странный звук, похожий на звон ржавого колокольчика, что висел у бабульки на калитке.
– Откуда ты такой взялся?
– Бежал от двуногих.
– И что они от тебя хотели? – агрессия в глазах незнакомки уступила место любопытству.
– Не знаю. У одного из них в руках была клетка, а у другого на ногах ботинки – пятнистые, высокие и с грязной подошвой.