Собачий рай

Тем не менее он продолжал относиться к отцу как к богу: дабы не допускать напрасных конфликтов, Роман старался выполнять его просьбы и, хоть и сопротивлялся внутренне, прислушивался к настойчивым отцовым рекомендациям.

Окончив школу с двумя четверками, Роман поступил в университет ради военной кафедры. Отец не хотел, чтобы сын, неприспособленный к армии, тщедушный, цитирующий наизусть стихи, повторил его путь.

Влюбившись в секретаршу Лену, Роман ощущал себя так, словно вокруг него вновь, как в далеких детских фантазиях, образовалось легкое, невесомое облако. Вот только в это облако уже можно было шагнуть наяву.

Щекочущее, сладкое чувство к смешливой девчонке скрашивало монотонность и скуку учебных будней, холодную камерность родного дома.

Весь первый курс он таскал ей шоколадные конфеты, взятые из дома и рассованные по карманам, травил свежие анекдоты и шепотом высмеивал напыщенного декана, а на Восьмое марта «от лица группы» даже осмелился принести цветы.

Сам не зная почему, он хотел дождаться апреля, чтобы пригласить ее в кино. Влажными бессонными ночами Роман то прикусывал уголок подушки, представив себе ее отказ, то парил вне собственного тела, уверив себя в том, что, растянув в удивленной улыбке рот, она примет приглашение.

Девки у него – смазливого и преуспевавшего не только в учебе, но и уже по части выпивки, – конечно, были, но разве быстрый, сугубо физиологичный трах в чужой ванной комнате с грубоватой пэтэушницей можно назвать отношениями?!

За пару дней до Дня космонавтики, когда под ногами уже весело пузырились лужи и в них, как кораблики, плавали фантики, а институтские девчонки переоделись в легкие, демонстрирующие все изгибы женского тела синтетические курточки и плащи, он выхватил из рук кассирши в билетной кассе два белых прямоугольника, обещавших ему начало чего-то нового и неизведанного…

О великой любви длиною в жизнь он, в силу возраста, тогда не помышлял, зато предвкушал звенящий трамваями и капелью, дурманный поцелуями и щекотавший горячие губы тающим в июньском солнце эскимо красивый тайный роман.

Перед тем как вернуться в университет и зайти в канцелярию к обычно засиживавшейся до вечера Лене, Роман побежал домой – прохудившиеся за зиму ботинки успели промокнуть, подмокла от пота и рубашка.

Зная, что отец и мать придут не раньше шести, он планировал стащить с верхней полки шкафа отцовские парадные ботинки и пойти в них в кино, а ночью прошмыгнуть незаметно в свою комнату и, когда родоки уйдут на работу, привести ботинки в порядок и вернуть на место.

Преисполненный радостной дерзости, он перескакивал через ступеньки и думал о том, что, даже если Лена откажет, его предложение в любом случае станет шагом к сближению – не сможет или не захочет сегодня, он одолеет ее тем, что каждый день будет покупать билеты в кино.

Провернув ключ в замке, ворвался в квартиру.

Дверь в его комнату оказалась плотно закрытой.

Не различая звуков, он чувствовал кожей: там, в его личном пространстве, кто-то есть.

Забежав на кухню, выдвинув ящик и схватив материн тесак для шинковки капусты, метнулся обратно к двери.

На смятом сером покрывале, приминая кого-то телом, лежал голый, в застиранных черных носках, отец.

Увидев Романа, ничуть не стесняясь своей наготы, он подтянулся на руках, встал и, расправив мускулистое тело, словно вырос до потолка.

– Ты че? Почему не на факультативе? – спросил обыденно и как-то слишком громко.

На смятом покрывале узкой кровати, прикрывая грудь и живот подушкой, лежала Лена.

Ее застывшее лицо пылало от стыда.

Поляков помнил два ощущения – дикий прилив крови к паху и гнев, столь яростный, что все его конечности под властью этой силы будто онемели.

– Ты че, дурачок? Думал, здесь вор? – Отец нагнулся и взял с пола трусы.

Роман кивнул.

Посмотрев на него долгим, слегка опасливым взглядом, отец подошел, разжал руку сына и вытащил из нее тесак.

– Выйди и дай нам одеться. Хочешь поговорить – у меня есть полчаса. Подожди на кухне.

* * *

На кухню Роман не пошел.

На ватных ногах медленно спустился по лестнице и, выйдя из подъезда, пошел от дома прочь.

Очнулся под утро в чужой грязной постели – один из сокурсников пустил его к себе в общежитие. Вспомнил, как, растирая сопли и давя проступавшие какой-то сладкой и крепкой жижей слезы, всю ночь лапал прыщавую, носатую, исчезнувшую под утро девицу.

Матери он не сказал ни слова.

Разговор с отцом состоялся только Первого мая, в необычайно холодный в том году день. Вояки из части, грея себя водкой и телогрейками, устроили возле стоявшего на отшибе домика медсанчасти пикник.

Выпив, отец отвел Романа на перекур.

– Такое, сынок, бывает, – сплюнув в сторону сказал он. – Помни: жена для мужика – святое. А девки – как песня: вроде и жить без нее можно, да только, бывает, грустно.

В ответ на слова отца пропитанный гарью ветер подхватил и донес нестройный хор голосов: