Собака Баскервилей

Я, может быть, уже рассказывал об удивительной способности моего друга переключать мысли, но никогда это не удивляло меня больше, чем в тот весенний день в Корнуолле, когда он два часа подряд говорил о кельтах, наконечниках для стрел и глиняных черепках так, будто и нет вовсе никакой жуткой загадки, ожидающей решения. Вернувшись в коттедж, мы обнаружили, что нас дожидается посетитель, который вскоре вновь вернул нас к насущному делу. Ни Холмсу, ни мне не нужно было его представлять. Богатырская фигура, грубые черты худого лица, глубокие морщины, пронзительные глаза, ястребиный нос, седеющие волосы, которые почти касались нашего потолка, борода, золотистая по краям и белая у губ с никотиновым пятном от вечной сигары, – эти приметы были одинаково хорошо известны и в Лондоне, и в Африке. Такой внешностью обладал лишь один человек – легендарный доктор Леон Стерндейл, выдающийся исследователь и знаменитый охотник на львов.

Мы слышали, что он жил тогда где-то неподалеку и пару раз даже замечали его высокую фигуру среди холмов. Но сам он к нам не подходил, а мы и подумать не могли потревожить его покой, зная, что именно любовь к уединению заставляет его проводить большую часть времени между своими экспедициями в небольшом бунгало, затерянном посреди леса Бьючем-эраэнс. Там, в окружении книг и карт, он вел совершенно уединенную жизнь, сам вел свое нехитрое хозяйство и почти не обращал внимания на дела своих соседей. Поэтому мне было вдвойне удивительно, когда он взволнованным голосом поинтересовался у Холмса, как продвигается расследование этого странного дела.

– Полиция графства в тупике, – сказал он. – Но может быть, ваш богатый опыт подсказал вам какое-либо приемлемое объяснение? Я обращаюсь к вам лишь по той причине, что я довольно часто наведываюсь в эти места и успел хорошо познакомиться с этой семьей. Более того, моя мать – корнуоллка, и по ее линии я прихожусь им двоюродным братом. То, что с ними случилось, меня, конечно же, потрясло. Могу сказать вам, что я как раз собрался в Африку, но когда сегодня утром страшная весть настигла меня в Плимуте, я сразу же вернулся, чтобы помочь следствию.

Холмс удивленно поднял брови.

– Вы из-за этого не сели на пароход?

– Поплыву на следующем.

– Надо же! Вот это настоящая дружба.

– Говорю же вам, они мои родственники.

– Да-да… Двоюродные братья по материнской линии. А что же ваш багаж? Остался на борту?

– Да, кое-что. Но большая часть – в гостинице.

– Понятно. Но дело это не могло так быстро попасть в плимутские утренние газеты.

– Верно, сэр, но мне сообщили об этом телеграммой.

– Могу я спросить, кто?

Тень скользнула по худому лицу исследователя.

– Вы очень любопытны, мистер Холмс.

– Того требует моя работа.

С видимым усилием доктор Стерндейл сдержал свое недовольство.

– У меня нет причин это скрывать, – сказал он. – Я получил телеграмму от мистера Раундхэя, приходского священника.

– Благодарю вас, – кивнул Холмс. – В ответ на ваш вопрос могу сказать, что пока еще я не до конца определился с этим делом, но не сомневаюсь, что найду решение. Говорить больше было бы преждевременно.

– Может быть, вы уже кого-то подозреваете?

– На этот вопрос я не могу вам ответить.

– Что ж, выходит, я зря потратил время, и дольше оставаться здесь мне не имеет смысла.

Знаменитый доктор вышел из нашего коттеджа в очень плохом настроении, через пять минут за ним последовал и Холмс. Вернулся он только вечером. По его усталому лицу и по тому, как медленно он вошел, я понял, что расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Прочитав телеграмму, которая дожидалась его на столе, он швырнул ее в камин.

– Из плимутского отеля, Ватсон, – пояснил он. – Название мне дал священник. Я послал туда запрос, чтобы убедиться, что доктор Леон Стерндейл говорил правду. Похоже, он действительно провел вчерашнюю ночь там и позволил части своего багажа уплыть в Африку без него, чтобы вернуться и принять участие в расследовании. Что вы об этом думаете, Ватсон?

– Это дело его очень сильно интересует.

– Сильно интересует… Да. Есть тут какая-то ниточка, за которую можно ухватиться и распутать весь клубок. Но ничего, Ватсон, я уверен, что-нибудь еще обязательно всплывет. Когда это произойдет, наши затруднения останутся позади.

В ту минуту я и не представлял, как скоро слова Холмса воплотятся в жизнь и какими странными и зловещими окажутся новые обстоятельства, которые пустили расследование в совершенно новое русло. Утром, бреясь у окна в своей комнате, я услышал стук копыт и, выглянув в окно, увидел, что по дороге мчится двуколка. Она остановилась у нашей калитки, из нее выпрыгнул наш знакомый приходской священник и бросился через сад к дому. Холмс уже оделся, и мы вместе поспешили вниз навстречу ему.

Гость наш был так взволнован, что с трудом выговаривал слова. Задыхаясь и переходя на крик, он изложил нам суть нового трагического происшествия.