Собака Баскервилей из села Кукуево

Через полчаса мы с Катей в компании Баси стояли на площадке второго этажа «сталинского дома», где проживала «подпольная миллионерша» Аполлинария Захаровна. Я нажал на кнопку звонка уже в пятый раз — бесполезно, никто не отвечал.

— Может быть, она спит, или просто звонка не слышит? — вяло предположил я.

— А вдруг с ней что-то случилось? Пожилой ведь человек! — заволновалась Катя и без малейшего колебания принялась звонить в соседнюю дверь.

Через пару минут, на пороге появилась соседка Аполлинарии — немолодая женщина в махровом халате и шерстяных носках.

— Здравствуйте, мы пришли к вашей соседке, она нас должна была ждать, — слегка исказила действительность Катя, — но почему-то дверь не открывает. Вдруг случилась какая-то неприятность с ней, надо бы проверить! У Вас случайно нет от её квартиры ключа? Знаете, пожилые люди оставляют соседям иногда, на всякий случай…

Женщина удивленно вытаращила глаза, а через секунду засмеялась:

— Ох уж эта Аполлинария! Видимо, склероз её тоже достал, как не крепилась. Нет её дома, ребятки. Родственники её объявились после той неприятности с квартирой, да вы, наверное, в курсе, раз знакомые её? Она же в наш город во время войны приехала в эвакуацию, а до того в Ленинграде жила. Вот там у неё и нашлись, в смысле, в Петербурге, родственники дальние. Ну, то бишь, они были и раньше, просто я не знала о них ничего. А теперь старушку забрали они насовсем, ну и правильно, куда ей без присмотра? А квартиру сказали, что будут пытаться на Петербург поменять, только глупо это, не найдут они желающих. Так что нету Аполлинарии вашей.

— А кош… ш… шки куда делись? — тупо спросил я.

— А кошки уехали вместе с ней. Это было её непременное условие, — улыбнулась женщина, — думаю, если бы те негодяи, когда Аполлинарию выселяли, оставили бы ей кошек, никто бы ничего не узнал, и квартира бы ушла по-тихому.

— Понятно. А адрес её питерский есть у вас? — поинтересовалась Катя.

— А вот адреса я вам не дам. Нету у меня его. Да и не знаю я вас. Был бы — не дала бы, после той истории с квартирой.

Мы отправились восвояси ни с чем. Я предложил Кате, как вариант, сделать прокурорский запрос в питерский адресный стол. Но только когда время будет свободное время. Если Аполлинария там зарегистрировалась, значит, есть шанс найти адрес и подумать, как вернуть подарки. Катя кивнула. Честно говоря, возиться со всем этим мне вообще не хотелось. Ну, подарила и подарила, а вдруг обиделась бы, что мы вернули. Мы наконец пришли домой, я плюнул на все запланированные дела, поужинал и завалился спать. Завтра разберусь.

23

Утром в среду, едва позавтракав, я, наконец, закончил то, ради чего мотался вчера в областной центр. Результат даже превзошёл мои ожидания, мозаика сложилась практически полностью, в итоге вместо работы я отправился на квартиру к Зятченко.

Проход в подъезд мне преградил очередной «дежурный», на этот раз сухенький старичок с лысой головой, в огромных очках. Странно, я думал, большинство консьержей — консьержки, в смысле женщины.

— Равняйсь, смирна! — гаркнул я, сунув удостоверение прямо под нос очередному борцу с посетителями, и продекламировав: «Командовать парадом буду я!», аккуратно обошёл обалдевшего вахтёра, после чего гордо прошествовал к лестнице.

Звонок издал уже знакомую попсовую мелодию, идентифицировать которую, впрочем, я так и не смог. Дверь открыла супруга Зятченко, Вера Вадимовна, сегодня не заплаканная, а просто немного грустная и выглядевшая значительно моложе, чем мне показалось в прошлый раз. Ранее упомянутые Ильф и Петров могли бы охарактеризовать её, как женщину «с персидскими глазами», теперь смотревшими на меня строго и внимательно.

— Здравствуйте, я Виноградов Сергей Егорович — следователь прокуратуры, — на всякий случай снова представился я, держа удостоверение в руках.

— Да, я вас помню, — кивнула Вера Вадимовна, — что Вам угодно?

— У меня очень важное дело. Насколько я понимаю, Станислав Петрович всё ещё находится в Самаре?

— Да, — опустила глаза супруга Зятченко, — лечится в стационаре. У него случился приступ.

— Тогда мне придётся разговаривать с вами. Дело серьёзное и не терпит отлагательства.

— Ну, что же. Проходите, раз дело серьёзное, не знаю только, смогу ли быть вам полезной, — Зятченко неопределенно махнула рукой и отступила от порога, пропуская меня внутрь.