Собаки Европы

Швейцарцы замахали руками — мол, мы ни при чём. Я взглянул на часы, нужно было идти к цирку. Грузчик плюнул и потащил несчастного в тень. Пиво было допито, я дал кружке прыгнуть со столика и поскакать по плитке, а сам двинулся на Проспект. Оставался ещё один марш-бросок. Совсем короткий. А потом — спать. Спать. Спааать…

12.

Под пронзительными лучами, которые уже знали, что их время уходит, и поэтому старались не миновать ничто и никого, я дошёл до поворота на улицу Янки Купалы и ещё на светофоре заметил их.

Солнцепоклонников.

Они стояли у цирка, не обращая внимания на агонию духоты, подставив лету свои светлые волосы, и нервно, тревожно озирались, хотя до нашей встречи оставалось ещё пять минут. Они ждали меня — женщина и мужчина, оба в белом, и этот странный белый цвет ещё сильнее оттенял их загорелые лица и голые руки. Им обоим было, пожалуй, лет по тридцать пять — нетерпеливо и с какой-то гордостью они вглядывались в прохожих, разыскивая меня, пытаясь выхватить меня первыми из летней толпы, опередить, определить, выцепить, чтобы успеть изменить выражения своих слишком уж неприязненных лиц на доброжелательные деловитые улыбки. Мне вдруг захотелось, чтобы они знали, что я первый их увидел, увидел и разоблачил: я дождался зелёного и перешёл Проспект, зашёл сбоку и стал у входа в цирк, насмешливо глядя на их идеально ровные спины.

Вот они повернулись, выискивая, замерли, шаря глазами по всем тем фигурам, которые неторопливо, словно плывя, двигались по Проспекту, — и вдруг они пошли прямо на меня, на ходу надевая на лица фальшивую приязнь.

«Здравствуйте, — протянула мне руку женщина, улыбаясь всеми зубами. — Наверное, вы нас ждёте».

На слово «нас» она сделала такой акцент, что стало ясно: между ними больше общего, чем можно было подумать. Чем же они всё-таки занимаются?

Мужчина также пожал мне руку.

«Добрый день», — сказал я, разглядывая его мрачную, несмотря на маску добродушия, морду.

Женщина нетерпеливо, словно её что-то укололо в спину, потянулась:

«У нас не так много времени…»

«У меня тоже», — ухмыльнулся я.

Они недоумённо переглянулись.

«Вы же от Оксаны Ивановны? И у вас для нас кое-что… есть?» — спросила женщина, чуть закусив губы.

«Ну да», — ответил я, мне надоел этот театр, надо покончить с этим делом — и идти спать.

«Так где же?..» — она многозначительно скосила подведённый глаз.

«Вот…» — сказал я.

Вот.

Пакета при мне не было.

Не было пакета.

Вот. Вот не было его. Я встрепенулся и опустил глаза.

«Чёрт, — сказал я, чувствуя, как убого выгляжу в этот момент. — Хм. Да, пакет. Конечно. Кажется, я его потерял. То есть нет, не потерял, что вы. Я его забыл. Дома. Нет, не дома, а у друзей. Я его сейчас привезу. Подождите немного. Сами понимаете, бывает».

«И сколько нам… ждать?» — мужчина приблизил ко мне своё загорелое лицо, и в глазах его мелькнула такая злость, что я отшатнулся и сжал кулаки. Впрочем, он сдержался и отвернулся, сказав куда-то в сторону, будто реплику в зал бросил:

«Надеюсь, он его и правда забыл, Кира».

Женщина от разочарования аж задохнулась. Глаза её уже не улыбались, они пылали, как два знойных солнца:

«Как же вы могли забыть? Это же очень важный пакет. Где вы его забыли? У нас нет времени!»

«Да я его через пятнадцать минут принесу! — залепетал я, жмурясь от обиды на самого себя. — Дайте мне двадцать минут. Через полчаса максимум. Я мигом».

«У нас нет ни полчаса, ни сорока минут, — сказал мужчина. — Вы должны были принести его сюда. Пакета — нет. И вы сами не понимаете, что…»

«Нам надо поговорить, Горан», — женщина взяла его за локоть и мягко потянула за собой. Он неохотно подчинился — но всё-таки дал ей отвести себя к ближайшей скамейке. Они поговорили и вернулись ко мне решительные и уже совсем не такие вежливые:

«Мы сделаем так, — сказал этот ничтожный Горан. — Через два часа, нет, меньше чем через два часа вы привезёте пакет на станцию метро “Могилёвская”. Там его заберёт наш человек. На остановке, в сторону выезда из города. Вам всё понятно?»

«Да», — пробормотал я, собираясь уходить.

«Пакет должен быть у вас в руках», — строго сказала женщина, схватив меня за запястье и заглянув в глаза. От неё ничем не пахло. Даже здоровым женским потом. Пальцы были прохладные, приятные, но какие-то властные, словно она в перчатках была, эта Кира. Ну и знакомые у моей мамы. Надо ей сказать об этом, когда вернётся. Я начинал за неё бояться. Может, и она тоже вот так вылавливает людей около цирков и хватает их за руку. Странная мама. Но моя мама пахнет. Пахнет женской сумочкой. А эта Кира — пахнет пустотой.

Я стремительно двинулся назад, к площади Победы. Не хотел, но оглянулся: эта непростая парочка, Горан и Кира, разбежались в разные стороны, он в сторону парка Горького, она вверх, к Октябрьской. И то ли мне показалось, то ли и правда на том месте, где мы стояли, сейчас топтался, оглядываясь, человек, который тоже искал встречи со мной. Он вертел головой, высматривая в руках у прохожих пакет, посмотрел на часы, но пакета не было, не было никакого пакета, и поэтому он не обратил на меня внимания.