На дороге, совсем близко к нашим дверям, стояла незнакомая легковая машина.
Казалось, что она, перегревшись, пышет жаром, и в ней сидят столь же жаркие и нетерпеливые люди.
Завидев меня, в машине трижды подряд выдавили длинный сигнал – словно бы приехали к доставщику пиццы, а я не успел с заказом вовремя.
Чтоб рассмотреть их лучше, я передвинулся к другой бойнице.
В машине громко засмеялись, и было очевидно, что по моему поводу.
Опустилось стекло, и оттуда выглянуло смуглое лицо переднего пассажира.
– Эй, хозяин. Выходи, не бойся.
Я ничего не ответил. Я никогда не видел этого лица.
Если бы этот человек не говорил по-русски, я бы решил, что он родом из очень далёкой и жаркой страны. Приехал за Хьюи – и сразу меня оскорбил.
Говорившего со мной пассажира, судя по всему, попросил отстраниться водитель. Пассажир прижался спиной к своему сиденью. Нагнувшись к рулю и глядя в мою сторону, водитель махнул рукой.
Затем громко, как глухому, крикнул:
– Привет!
В машине снова все засмеялись.
Водителя я тоже не знал.
Кержак у моих ног раздувался, хрипя как бешеный самовар: он тоже хотел взглянуть на гостей.
У людей в машине было хорошее морозное настроение. Быть может, в преддверии Нового года они немного выпили.
Мы тоже готовились к Новому году, и, ожидая в гости своих детей, я имел в кармане несколько шутих и крепких, толщиной в палец, петард.
Повинуясь безотчётному чувству, я поджёг одну петарду.
У моих незваных гостей в машине ещё было несколько секунд, чтоб исправить положение, но, как бы забыв про меня, пассажир, обернувшись полубоком, потянулся правой рукой к сигаретной пачке, подаваемой водителем.
В салон к ним мягко влетела петарда, и упала пассажиру в ноги.
Я сам удивился этому звуку: он получился слишком убедительным. На миг показалось, что лопнуло лобовое стекло.
В машине всех будто подбросило.
Отступать теперь было некуда: там сидели взрослые парни – и они сразу догадались, что их не убили, а только унизили.
Пассажир, крича что-то остервенелое, успел распахнуть свою дверь, но и я свою – тоже.
Поводка Кержака хватило ровно на то, чтобы пёс вогнал своё тело в открытую дверь машины, щёлкнув пастью в тридцати сантиметрах от загорелого лица успевшего отпрянуть пассажира. Откидываясь назад, он сильно ударил водителя затылком в нос.
Кто-то из сидевших в машине на задних сиденьях тоже распахнул дверь с противоположной от меня стороны.
За спиной у меня оставалась другая собака – и без поводка.
Мастино наполетано Нигга, в отличие от хрипящего в неистовом бешенстве тибета, вылетел молча, обуреваемый лишь одною мечтой: чтоб я его не остановил.
Он принял решение сам, догадавшись, что с этой стороны они будут мешать друг другу с Кержаком. Обогнув в два прыжка машину, Нигга явился к пассажиру с задних сидений, уже вынесшему ногу на снег.
Лишь безупречная реакция спасла того.
Дверь тут же с хрястом закрылась.
Водитель, отирая кровь с губ и подбородка, включил скорость и мягко сдал назад.
Проехав несколько метров, машина встала.
– Нигга! – крикнул я. – Ко мне.
Это была отлично вышколенная собака.
Он обежал меня справа и сел у левой ноги, никак не выдавая волнения.
Я накрутил поводок Кержака на запястье и тоже усадил его рядом, но с другой стороны. Он продолжал хрипеть от бешенства. Волосы у него вздыбились даже на голове, обращая пса в натурального психопата.
В машине орали, но моё очумелое сердцебиение никак не позволяло мне разобрать произносимые там слова.
…Наконец, я понял: пассажир на переднем сиденье, пихая кровоточащего водителя, требовал: «Дави их нахер! Дави, сказал!».
Немного приспустив поводок, я нащупал в кармане вместе с зажигалкой ещё одну петарду. Вставив петарду себе в зубы, поджёг и тут же бросил, метя на капот машины.
В потной руке я так и держал зажигалку, сжимая её, словно это она взрывала заряд.
Водитель не снял машину с задней скорости и не убрал ноги с педали газа. Взвизгнув, машина сделала слишком резкий рывок назад.
Петарда взорвалась на земле.
Въехав задним бампером в сугроб, они заглохли.
Несколько рук в салоне показывали мне разнообразные знаки, шевелясь с такой страстью, словно их машина уходила под воду.
– Сейчас клюну, – сам того не ожидая, вдруг внятно произнёс я – подслушанным, чужим, скрипучим голосом.
Холодные лапы
В нашем доме часто проживало по несколько кобелей сразу.
Порой они ссорились, и приходилось их расселять.
Но эти двое – чёрный мастино наполетано Нигга и тибетский мастиф Кержак – уживались, как валуны посреди степи.
Мы даже кормили их в одном помещении, просто разнося миски в стороны.
Они вели себя как два бойца, которые заранее знают, что оба не выживут в поединке. Хочешь умереть? – есть хозяйка, выкормившая их обоих творогом с тёплых рук, – умри за неё.
Годовалым Кержак тяжело заболел – и его потащило в сторону смерти: выяснилось, что скелет его рассыпается, и не желает носить собачье тело по земле.