Собаки на фронтах Великой Отечественной

На смену апрелю пришел май, сухой, жаркий, беспощадный по накалу боев. Одна за другой отправлялись на передовую группы вожатых с собаками. Они действовали на фронтах как скорая помощь, где необходимо, туда немедленно прибывали. В Барвенковском сражении наши части были разбросаны по всей линии выступа на расстоянии до десяти километров друг от друга. Готовились к танковой атаке ночью, чтобы не заметили немцы, иначе попадешь под бомбежку. Разведка у немцев работала неплохо: узнав о собаках, танковая атака отменялась.

Поступил приказ овладеть деревней Маяки. Более 11 пехотных полков и танки 16-й дивизии, почти сотня бронированных чудовищ против двух стрелковых дивизий 9-й армии, подкрепленных группой собак-истребителей танков.

Идут, лязгая гусеницами, грохочущие, обвешанные серыми автоматчиками, словно гроздьями переспелого винограда. Собаки нервничают, но… рано. Пусть подойдут ближе. А эти гады попрыгали и поперли вперед. Загремели пушки. Шрапнелью задело Петрушку. Она повизгивает. Ей перевязывают лапу, оглаживают. Наши стрелки пытаются отсечь немецких пехотинцев. Собаки нервничают, счет идет на секунды. И вот лязгающая громада уже дышит человеку в лицо — сорок метров между «тигром» и Сашей Петровым с Петрушкой. «Пускай!» И молись, чтобы не подстрелили… Успела! Горит взорванная крепость. «Пускай Грома!» Мчится беленький с темными пятнышками Гром. «Беги, беги, родной! Ах ты, черт, — подстрелили, чуть-чуть не успел до мертвой зоны. Пускай, Толя, Жучка! Пускай!» Мчится собака. По ней стреляют, слева и справа от нее зарываются в землю пули. Мчится четвероногий истребитель, он пролетает опасную зону, исчезает под брюхом движущейся железной махины. Взрыв! Охваченная пламенем, она разваливается на куски.

Танки рвутся, горят, немцы остервенело лупят по нашим окопам. Собак почти не осталось. Пошли в ход гранаты. Стрелки, поливаемые свинцовым дождем, бьют по «тиграм» из противотанковых ружей. Пустили собаку. Есть! Сноп пламени, грохот, горит фриц! А вожатый убит.

Когда взорвался четвертый танк, остальные три развернулись и ушли. Погибли двое вожатых, потери у стрелков. То на одном, то на другом участке боев слышны взрывы подорванных собаками танков. Станция Староверово — 6 вражеских машин, в сражении у совхоза им. Ленина — 14. Это работа бойцов 10-го армейского отряда ИТ, летом сорок первого вместе стояли в Малиновке.

Маяки пытались брать дважды — безрезультатно. Немцы разбрасывали листовки «Какие вы вояки, что не взяли Маяки». Не взяли и Славянск, и Красноармейск. Немцы перешли в атаку по двум направлениям — Изюм и Барвенково. Немецкий офицер 357-й пехотной дивизии записывал в личном дневнике: «Первая линия русских позиций разрушалась под градом бомб и снарядов. Но, несмотря на это, те, кто пережил этот ад, оказывали ожесточенное сопротивление. Один советский батальон, чьи позиции атаковал 466-й гренадерский полк, держался до последнего человека. На его позициях было найдено 450 мертвых русских».

Бомбили расположение советских войск чудовищно. 17 мая разбомбили узел связи 9-й армии в Долинской, и наши части остались без связи, под градом бомб и снарядов. Хаос. 22 мая 1942 года Барвенковская западня захлопнулась, обе армии Юго-Западного и Южного фронтов оказались в окружении, но ожидаемой капитуляции гитлеровцы не получили. И с 25 мая начался прорыв под мощным огнем и бомбардированием с воздуха и артиллерии на земле. 28 мая удалось, пусть на участке 800 метров, прорвать фронт. Около 22 тысяч солдат и офицеров одержали пусть и очень горькую победу, вырвавшись из котла.

От полигона до передовой — руку протянуть.

Примчался посыльный из штаба:

— Товарищ младший воентехник, для вас задание. Собрать остатки разбитого отряда. Вот названия частей, вот названия штабов. Выезжайте на передовые, собирать остатки частей.

Разыскивая штабы, Дина ловила попутки, когда случалось добыть лошадь — скакала верхом, нет — шагала пешочком, как придется. Добравшись в расположение, спрашивала с надеждой: «Не подобрали ли вы людей, не остались ли у вас…?» Отыскивались далеко не все штабы: от большинства частей ничего не осталось. Собрать удалось очень мало.

С передовых Дина вернулась на трехтонке, мотаясь в кузове среди пустых бочек из-под бензина, порядком этими бочками побитая. А мимо гнали к Северному Донцу и грузили на понтоны косяки лошадей знаменитых донских заводов.

Ночью бомбили Ворошиловград, железнодорожную станцию. Вышли спасать то, что можно спасти. Растаскивали руками снаряды, расцепляли вагоны, груженные снарядами. «Зря все это, — сказал железнодорожник, — все равно они сюда придут. Лучше бы рвануло — не фрицу же оставлять»