Собибор / Послесловие

Миссия рассказать миру о том, что происходило с евреями, выпала польскому подпольщику, члену Армии крайовой Яну Карскому (настоящая фамилия – Козелевский). В августе 1942 года он побывал в аду Варшавского гетто, куда члены еврейского сопротивления устроили ему “экскурсию”, а потом тайно переправили в пересыльный лагерь в Избице, откуда евреев отправляли на смерть в Собибор – самый секретный из всех лагерей. Карский привез в Лондон и Вашингтон доказательства поголовного уничтожения евреев нацистами, думая, что его доклад потрясет мир. Несмотря на все усилия Карского, они не оправдались.

Руководители подполья Варшавского гетто просили его передать польскому правительству в изгнании их просьбу. Просьба заключалась в том, что союзники должны бомбить немецкие города и во время бомбежек сбрасывать листовки, рассказывающие немцам о судьбе польских евреев. Союзники должны были предупредить немецкий народ, что, если убийство не будет остановлено, ответственность ляжет на плечи гражданского населения. Карский передал этот крик отчаяния, но никто на него не откликнулся, никаких бомбардировок возмездия не было, а начавшиеся в 1943 году воздушные налеты союзников на немецкие города к этому отношения не имели.

Всю оставшуюся жизнь (он умер в 2000 году) Карский страдал оттого, что лидеры Запада, с которыми он встречался, не взялись за спасение убиваемого народа. Британский министр иностранных дел лорд Энтони Иден сказал ему, что не стоит “выпячивать” евреев, ведь другие народы тоже страдают. Рузвельт отделался от Карского, не желая, чтобы говорили, будто вступить в войну его заставили евреи. “Нью-Йорк Таймс” написала о докладе Карского как о маловажной новости на 16-й полосе. Мотивы американской прессы мало отличались от советских пропагандистов. Те боялись, что если упомянут евреев (вместо “мирных советских граждан”), то невольно могут подтвердить тезис гитлеровцев, уверявших в своих листовках, будто воюют не против русского народа, а только против евреев и коммунистов.

Люка

В конце концов Печерский окончательно поверил Фельдгендлеру, а тот полностью доверился ему как военному, как офицеру, который должен знать, как лучше организовать задуманное. Печерский, разумеется, кадровым офицером не был, но еще до войны прошел срочную службу, к тому же был артистичен, для успеха дела он мог просто играть новую роль, видя, как это мобилизует других. Перешли к делу. Печерский попросил информацию о минных полях и графике работы охраны: во сколько сменяется караул, где хранится оружие украинцев.

Сам он в тот момент мало что знал. Лишь общее впечатление, о котором можно судить по его показаниям следователю в 1961 году: “Лагерь Сабибур был расположен на местности, со всех сторон окруженной лесом. Он был огорожен высоким забором из колючей проволоки, высота которого достигала трех метров, а со слов солагерников я знал, что за проволочным заграждением, окружавшим лагерь, была полоса заминированной местности. Вокруг лагеря располагалось несколько вышек, на которых стояли часовые, охранявшие лагерь. Помещения, в которых мы проживали, отдельно не охранялись, однако, когда нас водили на работу в четвертую зону лагеря, то нас охраняли русские и украинцы, вооруженные винтовками, под руководством немца”. Добавлю к этому, что за заминированной полосой шириной 15 метров следовали заполненный водой ров и дополнительный ряд проволочных заграждений. Если к этому прибавить вышки с часовыми и пулеметчиками, расположенные через каждые 50 метров, побег мог показаться абсолютно немыслимым.

Печерский, по его словам, предложил Фельдгендлеру, как держать связь, дабы не возбудить подозрений: познакомить его “с какой-нибудь девушкой, не знающей русского языка”, с тем, чтобы он бывал “у нее в женском бараке под предлогом ухаживания”. И сам же предложил кандидатуру: “Я вчера заметил там девушку с каштановыми волосами”. Он был намерен приходить в женский барак будто бы для свиданий с нею, а на самом деле для переговоров с другими организаторами восстания.

Люка, как мы помним из свидетельства Печерского, работала во второй зоне – ухаживала за кроликами. Любовь нацистов к разведению кроликов общеизвестна. Именно этим занятием после войны Адольф Эйхман зарабатывал себе на хлеб в Аргентине. С места работы Люки было хорошо видно, как пассажиров очередного состава гнали в третью зону. Иногда они спрашивали ее: “Куда нас ведут?” Естественно, она не могла не знать, что там происходит.

Так и сделали. Печерский каждый вечер стал ходить к ней на свидания. В какой-то момент рядом оказывался Фельдгендлер, и они начинали играть в шахматы. Приходивший чуть позже Соломон Лейтман помогал им понимать друг друга. Люка сидела молча и курила. Печерский как-то попросил ее не курить, она ответила, что не может бросить – нервы. Большинство из 150 обитательниц женского барака занимались сортировкой вещей в первом лагере, поэтому сигарет, извлеченных из карманов тех, кому они больше не понадобятся, там хватало.