Собибор / Послесловие

После прихода Красной армии Тойви встретил Шломо и рассказал ему всю историю. Тот, лихой парень, остановил советский грузовик, и за бутылку водки их довезли до Избицы. Муж молотить пошел, сказала жена. Ты его заменишь, – Шломо кивком показал на дочку и взял ее на прицел своей винтовки. Мать, охнув, побежала куда-то и принесла золото в горшке. Возьмите! Она не виновата, крикнул Тойви. А сестры мои были виноваты? А мать была виновата? Он так и не выстрелил.

Много позже Блатт раз 30 приезжал в Польшу и каждый раз ездил на восток, в Пшилесье, проверял, там ли Боярский. Его не было, и Блатт возвращался в Калифорнию. Так, во всяком случае, пишет встречавшаяся с ним Ханна Кралль в книге “Портрет с пулей в челюсти”.

Сельма и Хаим

Хаим Энгель из Польши, которому на момент прибытия в Собибор было 27 лет, познакомился с 20-летней Сельмой Вайнберг из Голландии. Их встреча произошла во время отбора привезенных голландских евреев – молодых и здоровых – в рабочую команду. Когда после переклички немцы заставляли евреев петь и танцевать под аккордеон, скрипку и флейту, Сельма выделялась на общем фоне, еще бы – у себя в Зволле она помогала брату, профессиональному танцору, давать уроки танцев и была его партнершей.

В Голландии не было особого антисемитизма, и когда евреев заставили носить желтые повязки, сограждане здоровались с ними за руку, часто прятали их от немцев. С другой стороны, местные коллаборационисты старательно вылавливали евреев, благодаря их усилиям около 140 тысяч человек депортировали на восток. К концу войны в живых осталось примерно 5 тысяч, освобожденных из лагерей.

Сельму в числе 28 других новоприбывших отобрали для работы во второй зоне, вся ее семья погибла. Самое жуткое ее воспоминание о Собиборе – как унтершарфюрер Вольф раздавал конфеты голым детям перед газовой камерой.

После восстания Сельма и Хаим бежали порознь, встретились в лесу и дальше пробирались вместе. Ей, обеспеченной европейке (ее семье принадлежал отель), в лесу было трудновато. 24 октября, через 10 дней после побега, их спрятала польская крестьянская семья на чердаке в коровнике – до тех пор, пока не придут русские. Разговаривать можно было только шепотом. У них были какие-то деньги, которые они отдавали Адаму и Стефке, а те приносили им еду. В сарае, где водились крысы, они стали мужем и женой.

Когда хозяева не поверили в то, что в какой-то момент деньги у них кончились, выгнали их из сарая и обыскали сено. Денег не нашли, но все же не прогнали. Так Сельма и Хаим провели всю зиму, и Сельма забеременела. В апреле 1944 года Стефка заметила это, и не поверила все отрицавшей Сельме, хотела было их выгнать, но им удалось задержаться немного еще. А в июле пришла Красная армия.

В старом гетто в Хелме, где Хаим работал санитаром в армейском госпитале, у них родился сын Эмиль. Когда прошел слух, что польские националисты ищут и убивают евреев, они бежали в Люблин, где жили спасшиеся из Собибора евреи. Сельме с семьей удалось спрятаться. Вскоре Хаим с семьей получил разрешение уехать поездом в Одессу, а оттуда – в Голландию на датском пароходе. Хаима с его польским паспортом не пускали на пароход, но капитан им помог. Когда пароход миновал Мраморное море, ребенок Сельмы и Хаима умер. Капитан, согласно морским правилам, завернул его в ткань и опустил в море у острова Наксон.

Когда эта книга готовилась к печати, Сельма умерла в США в возрасте 96 лет, пережив мужа на 15 лет.

“Мы были только люди”

Судя по книге Рашке, у Блатта и Шмайзнера осталась обида на Печерского за то, что тот ушел с восемью советскими военнопленными, оставив в лесу 60 человек без оружия, с одной винтовкой (у Шломо). Сам Шломо Шмайзнер не хотел даже говорить на эту тему: “Вам нужен честный ответ? Уважаю его и не хочу говорить об этом. Скажем, кто-то сделал десять хороших вещей и одну плохую”.

Рашке беседовал с обоими – Блаттом и Печерским – об этом эпизоде. Зная, как волнует Блатта этот вопрос и чтобы предотвратить конфликт, Рашке попросил Печерского рассказать step by step о том, что он делал после того, как оставил их в лесу. И почувствовал, что его вопрос смутил Печерского. Тот ответил, что он с группой пошел к деревне купить еды, но какие-то мальчишки сказали, что рядом немцы их ищут. Блатт усомнился: какие еще мальчишки в четыре утра? Тогда Печерский заметил, что в любом случае следовало разделиться на малые группы. Потом добавил, что оставленные были поляками, а ушли русские: русским надо было возвращаться к себе, а поляки были у себя дома – “я дал им свободу”.