Собибор / Послесловие

Бежавшие разделились на несколько групп. Группа, во главе которой стоял Печерский, насчитывала несколько десятков человек. Ночью к ней присоединилось еще некоторое количество беглецов, теперь их стало примерно 75 человек. На следующий день, 15 октября, они укрылись в небольшой роще возле железной дороги. Немецкие разведывательные самолеты кружили над самой рощей. Ясно было, что у такой большой группы нет никаких надежд ускользнуть от преследования.

Встала проблема, которую, как ни решай, – выйдет плохо: невозможно сохранить незамеченными в лесу несколько десятков человек. И Печерский принял решение: разделиться на малые группы. “Русские” будут пробираться к своим, “поляки” – выходить к партизанам или искать убежища по деревням. Но он даже не смог огласить это решение – ведь никто не нашел бы в себе мужества принять его и рассеяться по лесу спустя всего несколько часов после того, как они, вместе все подготовив, в назначенный день перебили эсэсовцев и обрели свободу. Печерскому пришлось просто бросить “поляков” и уйти с небольшой группой советских военнопленных, их было девять человек, среди них упоминавшиеся на этих страницах Александр Шубаев, Борис Цибульский, Аркадий Вайспапир, Алексей Вайцен.

“Поляки очень хорошо относились к нам, помогали всем, чем только могли, снабжали продуктами, сообщали нам, где стоят немецкие посты и как обходить их”, – сказано в книге Печерского, скорее всего, из цензурных соображений. О поляках, как и о других “демократах” (гражданах стран так называемой народной демократии), можно было говорить или хорошо, или ничего. На самом деле все обстояло с точностью до наоборот. Большая часть уцелевших ходила по деревням, беглецы просили хлеба, а чаще выменивали его на взятые из лагеря ценности. Евреям идти было некуда, они не могли раствориться среди местного населения. К тому же поляки были известны своим антисемитизмом, не случайно именно в Польше немцы устроили лагеря смерти.

“Мы жили среди поляков, большинство которых были буквально зоологическими антисемитами. – Это из книги Залмана Градовского “В сердцевине ада. Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима”. – Огромное множество евреев пыталось смешаться с деревенским или городским польским населением, но всюду им отвечали страшным отказом: нет. Всюду беглецов встречали закрытые двери. Ты спрашиваешь, почему евреи не подняли восстания. И знаешь почему? Потому что они не доверяли соседям, которые предали бы их при первой возможности”.

Тем не менее кому-то повезло – тем, кто после недель поисков наткнулся на польских партизан из Армии людовой, на еврейские или советско-польские партизанские отряды. Пятеро из воевавших в этих отрядах погибли в боях, остальные выжили, в их числе Леон Фельдгендлер. Он скрывался в Люблине до конца немецкой оккупации, вышел из подполья, жил в освобожденном городе, но месяца не дожил до конца войны – 2 апреля 1945 года был смертельно ранен. Почему? Потому что еврей – разве этого мало? Так на мой вопрос ответил Михаил Лев.

Нападавшие предположительно входили в одну из польских антикоммунистических организаций под названием “Народные вооруженные силы”, а Фельдгендлер был настроен просоветски, сотрудничал с коммунистическими властями, входил в какую-то созданную ими комиссию. Леон снимал комнату в многоквартирном доме в Старом городе Люблина, через дверь этой комнаты в него стреляли убийцы. Какое-то время в начале 1945 года там жил и Томас Блатт, он вспоминал, что купил тогда пистолет, чтобы чувствовать себя в безопасности. Немногочисленные выжившие евреи жили в одном доме не случайно, они боялись соседей-поляков. В августе 1944 года был создан Комитет еврейской помощи в Люблине, рекомендовавший евреям быть осторожными, не собираться вместе и не разговаривать на улице на идише. Не помогло – за два года в Люблине было убито 118 евреев. Последние убийства случились осенью 1946 года. В городе ходили слухи о 14-летней Софии Нимчицкой, похищенной евреями “на мацу”, говорили, что узники лагерей, словно вампиры, возрождались через детскую кровь. Позже пропавшая девочка нашлась, провалив экзамен в школе, она в страхе перед отцом убежала в деревню к родным.

…“Земля! Не закрой моей крови”. Эти слова из книги Иова высечены на четырех языках (там нет русского) на мемориальных плитах, установленных в Собиборе в 1993 году в 50-ю годовщину восстания. Тогда же закрыли детский сад, лет 40 стоявший на этом месте, возможно, на том самом, где Печерский услышал когда-то крик погибающего ребенка. На плитах надпись об убитых 250 тысячах евреев и около 1000 поляков, а также о вооруженном восстании еврейских заключенных. Томас Блатт уверял, что это он добился упоминания о евреях, а откуда взялась цифра убитых в еврейском лагере поляков, мне неизвестно.

Тойви из Избицы